Читать книгу - "День гнева - Артуро Перес-Реверте"

* * *

После десяти часов вечера, пока люди еще гибнут у себя дома, а к местам казни еще движутся вереницы осужденных, инфант дон Антонио, глава Верховной хунты, который направил герцогу Бергскому просьбу помиловать нескольких человек, получает ответ от Иоахима Мюрата:

Дорогой кузен![45]

Я получил уведомление Вашего Королевского Высочества о намерении некоторых военнослужащих французской армии предавать огню те дома, из окон и с балконов коих по ним велась стрельба. Спешу сообщить Вашему Королевскому Высочеству, что делами подобного рода с моего ведома и по моему указанию занимается генерал Груши, получивший приказ предоставить мне все необходимые сведения по этому вопросу. Ваше Королевское Высочество обратилось ко мне с ходатайством о смягчении участи граждан Мадрида, взятых с оружием в руках. Согласно моему приказу и дабы воспрепятствовать повторению подобных случаев, эти лица будут подвергнуты казни. Не сомневаюсь, что таковое мое решение найдет полное понимание и одобрение Вашего Королевского Высочества.

И в этот же час военный губернатор Мадрида капитан-генерал Франсиско Хавьер Негрете, перед тем как пойти спать, тоже пишет письмо Мюрату. Он сочиняет его при свете двух канделябров, сидя за столом в домашних туфлях и шлафроке, меж тем как в соседней комнате камердинер чистит щеткой мундир, в котором Негрете завтра с утра предстанет перед маршалом, чтобы приветствовать его и получить дальнейшие указания. В письме, которое позднее опубликует парижская «Монитёр», командующий испанскими войсками, расквартированными в столице, исчерпывающе высказал свою точку зрения на события минувшего дня:

Ваше Высочество, Вы, без сомнения, поймете, сколь горькие чувства испытывает испанский офицер при виде крови, обильно пролитой на улицах этого города представителями двух наций, самой судьбой предназначенных к единству и теснейшему союзничеству и не могущих иметь иных целей, помимо борьбы против общего врага. Ваше Высочество, соблаговолите принять изъявления моей искренней благодарности не только за лестные отзывы по поводу состояния вверенного мне гарнизона и за милости, коими я осыпан сверх меры, но и прежде всего за Ваше обещание смягчить суровые меры воздействия так скоро, как это будет позволено обстоятельствами, каковое обещание лишний раз подтверждает всю справедливость мнения, сложившегося в нашей стране о Вашем Высочестве в справедливое воздаяние Ваших заслуг и признание добродетелей, коими Вы одарены столь щедро. Я в полной мере осведомлен о благородных намерениях Вашего Высочества и предвижу несомненные выгоды, долженствующие воспоследовать для моей страны при исполнении их. Примите, Ваше Высочество, уверения… и т. д.

* * *

В подземной часовне церкви Сан-Мартин, где помимо могильщиков Пабло Ньето и Мариано Эрреро собрались лишь пятеро — Хоакин де Осма, братья Варгас и Сесар Гонсалесы, капитан полка валлонских гвардейцев Хавьер Кабанес и писарь Альмира, — идет бдение над телами капитанов Даоиса и Веларде. Их доставили под вечер к задним дверям, выходящим на улицу Бодегилья, спустили по лестницам, расположенным за главным алтарем: Даоиса в том самом мундире и сапогах, что были на нем в Монтелеоне, — с улицы Тернера, а Веларде, донага раздетого французами после боя, а потому завернутого в грубую палаточную парусину, четверо солдат принесли из артиллерийского парка. Чтобы придать усопшему пристойный вид, где-то раздобыли францисканскую сутану, и вот теперь оба капитана лежат рядом: один — в мундире, второй — в монашеском облачении. Голова Даоиса слегка запрокинута, голова Веларде повернута вправо — трупное окоченение наступило, когда он валялся на земле, — и кажется, будто он все еще ждет от своего командира последнего приказа. В изголовье безутешно рыдает Мануэль Альмира; вдоль сырых и темных стен, слабо озаряемых двумя восковыми свечами у гробов, стоят в молчании те немногие, кто отважился прийти сюда; все прочие, опасаясь мести победителей, либо где-то прячутся, либо покинули Мадрид.

— Известно ли что-нибудь о лейтенанте Руисе? — спрашивает Хоакин де Осма. — Он из полка волонтеров короны.

— В доме маркиза де Мехорада его пользовал французский хирург, — отвечает Хавьер Кабанес. — Сейчас отнесли на квартиру. Мне недавно рассказал об этом дон Хосе Ривас, профессор из Сан-Карлоса. Он мельком видел его…

— Плох?

— Очень плох.

— По крайней мере, пока он в таком состоянии, его не арестуют французы.

— Это еще неизвестно. И уж во всяком случае, рана его из разряда смертельных… Едва ли он выкарабкается.

Офицеры тревожно переглядываются. Прошел слух, будто Мюрат переменил свое решение и теперь намерен арестовать всех, кто сражался в артиллерийском парке, — и военных, и гражданских. Известие подтверждают капитаны Хуан Консуль и Хосе Кордоба, сию минуту спустившиеся в часовню. Оба явились без сабель и закутанные до самых глаз.

— Своими глазами видел, как по улице провели нескольких связанных артиллеристов, — говорит Консуль. — Кроме того, разыскивают тех волонтеров короны, которые были в Монтелеоне… По всему видно, Мюрат задумал примерно покарать всех.

— Я думал, расстреливают только горожан, взятых с оружием в руках, — удивляется капитан Варгас.

— Как видишь, круг расширяется.

Офицеры снова обмениваются многозначительными взглядами, понижают голос. В Монтелеоне были только Консуль, Альмира и Кордоба, но и остальным едва ли даром пройдут дружба с главарями бунта и участие в бдении. Французы расстреливают еще и не за такое.

— А что же делает полковник Наварро Фалькон? — шепотом спрашивает Сесар. — Он ведь обещал не дать своих людей в обиду.

При этих словах он устремляет беспокойный взгляд наверх, на ведущую в склеп лестницу, где стоят могильщики. Сегодня ночью опасаться следует не только французов, но и тех, кто постарается выслужиться перед ними, а таких в смутные времена всегда будет в избытке. Спустя несколько месяцев, когда против Наполеона восстанет уже вся Испания, даже один из офицеров, доблестно дравшихся в Монтелеоне — а именно лейтенант артиллерии Фелипе Карпенья, — присягнет королю Жозефу и перейдет на сторону французов.

— Уж не знаю, что там Наварро даст, чего не даст, — отвечает Хуан Консуль. — Он твердит одно — что ответственности ни за что не несет и понятия ни о чем не имеет. Но случись ему сегодня быть в Монтелеоне, завтра он постарался бы оказаться за много-много миль от Мадрида.

— Стало быть, мы пропали! — восклицает Кордоба.

— Если схватят — разумеется, — замечает на это Хуан Консуль. — Я сегодня же скроюсь из города.

— И я. Сейчас забегу домой, заберу кое-что…

— Будьте осторожны, — предупреждает Кабанес.