Читать книгу - "Зори лютые - Борис Тумасов"

Молодой монах мелко закрестился, в голосе испуг:

— Отца Вассиана проводил, отче, и задержался.

— Так ли? — не поверил Варлаам и долго смотрел цепким взглядом в спину удалявшегося монаха.

Когда митрополит снова уселся в кресле, Вассиан проговорил:

— Нет в словах Анания искренности. Без Бога живет.

Варлаам ответил с усмешкой:

— Не много жить Ананию…

* * *

Проводив Вассиана, Варлаам задумался. Самовластен, ох как самовластен великий князь. Не менее отца своего Ивана Васильевича круто берет. С ним, митрополитом, советов не держит, думу Боярскую созывает редко, да и боярами, что холопами, помыкает. А разве мог простить Варлаам, как Василий указал ему, митрополиту, на дверь? Это ныне-то. А коли на литвинке женится, и совсем жди лиха…

Мысль нарушил вошедший келарь. Варлаам оторвал ладонь от лба, спросил:

— Сыскал ли Анания, Паисий?

Келарь поправил клобук, ответил смиренно:

— Иноки Федор и Никон задержали у княжьих хором, отче.

Митрополит нахмурил брови.

— Дай, Паисий, ключ.

Келарь зазвенел связкой, положил на налой. Варлаам кинул коротко:

— Сам пойду.

Смеркалось, и в митрополичьих палатах зажгли свечи. Варлаам спустился в подполье, отомкнул замок. Со скрипом подалась железная решетка темницы. Стены поросли мхом. Сыро и зябко. Осторожно ступая, Варлаам приблизился к черному провалу ямы. В затхлом воздухе свеча погасла. Из каменного мешка раздался стон.

— Сказывай, Ананий, что великому князю наговаривал на меня? — громко спросил Варлаам и прислушался.

— Вели смерти предать, отче. Зачем на смерть мученическую обрек? Аль креста на те нет?

— Ужель мыслил, что прощу яз те, — забрызгал слюной Варлаам. — Рясу носил, а про сан позабыл, доносил на меня? Догадывался яз о том и ране, да не ведал, кто в наушниках ходит.

— Будь проклят ты, дьявол! — заревел дико Ананий.

Митрополит прошептал:

— Свят, свят! Прости, Господи, грехи мои.

Сутулясь, долго громыхал замком, все не мог повернуть ключ. Потом, медленно ступая, поднялся по винтовой лестнице. У выхода заметил поджидавшего Паисия, сказал:

— Вели помолиться за упокой души Анания.

Воротился митрополит в палату, взял Евангелие, но читать не мог. Проклятье Анания мешало. Злился Варлаам. От обеда отказался.

Келарь свечи зажег, покосился на митрополита. На пороге, чуть не сбив с ног келаря, появился великий князь. Василий вошел в палату стремительно. Не приседая, заговорил раздраженно:

— Прослышал я, отче, что ты кинул в темницу монаха Анания. Верно ли? — прищурился он.

Митрополит ответил тихо:

— Монах именем Ананий, сыне, в яме сидит и там смерть примет за прегрешения свои.

— Вона как? — недобро проговорил Василий — Это ты, отче, так мыслишь. А будет по-моему! Того Анания освободи. Вину его я на себя принимаю. И ты, отче, наперед помни: волен ты грех отпускать, а казнить я — государь!

* * *

Царевич Богатырь, разграбив окраину Рязанской земли, с богатой добычей уходил в Крым.

Молод царевич, но удачлив, все рассчитал, и осень поздняя, на Руси в такую пору не ждут ордынцев, к зиме и казачьих дозоров в степи поуменьшилось, неожиданным набег будет.

Царевич готовился к набегу с того весеннего дня лета тысяча пятьсот пятнадцатого, когда в бахчисарайском дворце умер хан Менгли-Гирей и новым ханом всей крымской орды стал его сын — Магмет-Гирей, отец Богатыря…

* * *

Государю недужилось, и ханского посла, молодого мурзу, принимал князь Одоевский. Письмо хана Магмет-Гирея мурза вручил Одоевскому в посольской избе. Князь не стал читать при мурзе ханскую грамоту, а, щедро одарив посла и выпроводив, позвал дьяка Морозова.

— Читай вслух.

Развернул Морозов свиток, прочитал:

— «…Великия Орды великого царя Магмет-Гиреево царево слово другу моему и становитину московскому князю Василию…»

— Обидно пишет, — прервал Одоевский, — государя нашего становитином именует. Эхма!

А дьяк далее продолжает перечислять ханские попреки: что-де, не известивши в Бахчисарай, пошел Василий войной на Смоленск и взял его.

«…Ты нашему другу, королю Сигизмунду, недружбу учинил: город, который мы ему пожаловали, взял от нас тайком; этот город Смоленск к литовскому юрту отец наш пожаловал, а другие города, которые к нам тянут, — Брянск, Стародуб, Путивль, Карачев отец наш, великий царь, твоему отцу дал. Если хочешь быть с нами в дружбе и в братстве, то ты эти города отдай нам назад, потому что мы их королю дали… И нам пришли казны побольше, да кречетов, да разные вещи дорогие, не поскупись. Еще отпусти в Крым брата моего Абдыл-Летифа…»

Одоевский рукой махнул:

— Пустое пишет хан. Эко, стращать нас удумал. Смоленска мы Сигизмунду не воротим, а еще и иных земель, кои в древности в нашу Киевскую Русь входили, воевать будем. И подарков Крыму не видать.

Морозов согласно кивнул, но вставил осторожно:

— Аппак-мурза, княже, тоже отписывает, что хан городов наших просит либо казны столько, сколь король польский дает в Бахчисарай. А Аппак-мурза Москве друг, он врать не станет.

— Коли хан и его мурзы подачек желают, — прервал дьяка Одоевский, — так пущай садятся у наших церквей, на паперти, рядышком с нищими, мы и скинемся на их бедность. Так и отпиши, дьяк, послу нашему, боярину Мамонову, в Бахчисарай.

Пригладив бороду, добавил:

— Мурзу же, дьяк, что грамоту ханскую привез, привечай с любовью, пои и корми вдосталь. Задержи его в Москве подоле, покуда государь от болезни отойдет. Надобно будет с государем совет держать. Чую, как разгневается он на крымцев. Вчера царевич рязанцев пограбил, седни сам хан невозможного требует, говорит, будто с данником. Вот уже пошлет великий князь своих воевод да побьет крымцев, тогда по-иному хан заговорит.

* * *

Государя ждали на Пушкарном дворе с полудня. Он приехал не один, с князем Воротынским да боярином Патрикеевым.

Легко вылез из саней, осмотрелся.

— Ну, сказывай, сколь мортир отлили да пищалей?

Версень поманил обер-мастера.

У немца откуда и прыть взялась, подскочил, сунул боярину лист пергамента.

Василий поморщился.

— Аль так не упомнишь, по грамотке бубнить сбираешься?

Боярин память напряг, очи к небу воздел, принялся по пальцам перечислять. Великий князь слушал, не перебивал. Когда Версень закончил, сказал недовольно:

— Мало! Вдвойне надобно. Упреждал тебя о том, боярин, посылая на Пушкарный двор.