Читать книгу - "В поисках социалистического Эльдорадо: североамериканские финны в Советской Карелии 1930-х годов - Ирина Такала"

Первые, единичные реабилитации состоялись сразу после окончания Большого террора: в 1939 г. был реабилитирован один человек, в 1940 г. – трое. Массовая реабилитация невинно осужденных в 1930-х – начале 1950-х гг. в стране началась лишь после смерти Сталина и постановления ЦК КПСС от 4 мая 1954 г. о пересмотре уголовных дел для лиц, осужденных за контрреволюционные преступления^[748]. Дела пересматривались по официальному заявлению самого пострадавшего или его родственников. Всего за период с 1955 по 1965 г. было реабилитировано 311 человек (42 % от общего числа репрессированных североамериканских финнов). Родственникам часто сообщали, что заключенный умер по причине болезни, и только во время второй волны реабилитации, которая началась в годы перестройки, они узнавали о реальной причине смерти. Родственникам также сообщали заведомо ложную дату смерти, чтобы скрыть масштаб репрессий 1937–1938 гг. В случае Оскара Коргана, главы Комитета технической помощи Карелии с 1932 по 1934 г., родственникам сообщили в 1956 г., что он умер от рака желудка 18 июля 1940 г., и лишь тридцать пять лет спустя, в 1991 г., они узнали, что Корган был расстрелян 9 января 1938 г. (см. ил. на с. 284).

В середине 1960-х гг. в процессе реабилитации наступила длительная пауза, и лишь в конце 1980-х гг. дело восстановления доброго имени незаконно репрессированных было возобновлено. По Указу Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 г. была проведена массовая реабилитация тех, кто был осужден внесудебными органами. Принятый в 1991 г. Закон РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» (№ 1761-1 от 18.10.1991) существенно расширил круг подлежащих реабилитации, отнеся к ним, в частности, всех осужденных по так называемым контрреволюционным статьям. Пересмотр дел проводился на основе документов карательных органов, без заявлений и жалоб от самих репрессированных или их родственников, в результате чего были реабилитированы еще 326 человек – 44 % от общего числа репрессированных североамериканских финнов. Сведений о реабилитации 83 человек (11 %) мы не имеем до сих пор.

Свидетельство о смерти Оскара Коргана, выданное его семье в 1956 г. с ложной датой и причиной смерти (18 июля 1940 г., рак желудка). Из личного архива С. Севандер

Свидетельство о смерти Оскара Коргана, выданное его семье в 1991 г. с указанием истинной даты и причины смерти (9 января 1938 г., расстрел). Из личного архива С. Севандер

Тот факт, что больше половины репрессированных иммигрантов из США и Канады были реабилитированы только во время или после перестройки или не были реабилитированы вообще, свидетельствует о том, что их после ареста никто не искал. Объяснения здесь могут быть разные. Годы гонений и затем Великая Отечественная война привели к тому, что у многих репрессированных переселенцев просто не осталось в СССР родственников, которые могли бы после 1954 г. подать заявление о реабилитации.

Оставшиеся без родителей малолетние дети направлялись в детские дома, некоторых усыновляли, меняя им имена, и многие узнавали о своем происхождении лишь десятилетия спустя^[749].

Есть и еще одна причина, по которой многие безвинно репрессированные оказались забытыми, вычеркнутыми из памяти на долгие десятилетия. Страх, который испытали люди в годы репрессий, для некоторых оказался столь сильным, что они меняли фамилии и старались больше никогда не вспоминать о своем прошлом и исчезнувших родственниках. Вот лишь один пример. В книге Мейми Севандер «Скитальцы» упоминается семья Сало из Кливленда, штат Огайо. Генри и Эмилия Сало в разгар репрессий предприняли отчаянную неудачную попытку бежать в Финляндию, и после ареста родителей их сын Тайсто остался один. Дальнейшая его судьба оставалась неизвестна в течение многих лет^[750].

Найденные нами документы несколько уточняют эту историю. Уроженцы Финляндии Генри и Эмилия Сало приехали в Карелию из США в 1931 г., были арестованы в Кондопоге в один день 27 августа 1938 г., уже после завершения массовых операций. Судя по приговору, вынесенному им в октябре 1938 г. Особой тройкой НКВД КАССР (пять лет лишения свободы по ст. 19–84^[751]), они действительно пытались бежать. Неизвестно, удалось ли им пережить заключение или нет, но реабилитировали их по указу прокурора Карелии лишь 51 год спустя, в 1989 г.^[752] Тайсто Сало воспитывался в детских домах, где взял себе фамилию Лихачев. С 1958 г. он жил в Мурманской области, работал геологом и никогда не рассказывал о своем происхождении даже семье. Лишь после его смерти в 1991 г. его сын совершенно случайно узнал настоящее имя отца, как и то, что тот был американским финном^[753].

Это не единичный пример. Многие из тех, кто пережил Большой террор, даже в 1990-е гг. отказывались рассказывать о репрессиях в своей семье, считая эту тему опасной. Забвение нередко оказывалось сильнее памяти и даже официальной политики реабилитации, чему является свидетельством тот факт, что как минимум 83 финна-иммигранта так и не были реабилитированы и, как следствие, до сих пор официально остаются виновными в преступлениях, которых они никогда не совершали.