Читать книгу - "Мой ГУЛАГ. Личная история. Книжная серия видеопроекта Музея истории ГУЛАГа - Людмила Садовникова"

^{Виталий Беликов (в центре) с отцом и сестрой матери, 1930 год}

Интервью записано 1 июля 2015 года.

Режиссеры Ирина Бузина и Вероника Соловьева.

Оператор Вероника Соловьева.

Виталий Анатольевич Беликов родился 31 января 1924 года в городе Грайворон Курской (ныне Белгородской) области.

Его отец — радиоинженер по образованию, мать работала на почте. В 1927 году семья Беликовых переехала в Харьков, где отец получил работу. Через два года Нина Сергеевна скончалась от опухоли мозга. В 1941 году Виталий Беликов окончил 9-й класс школы. Вскоре из оккупированного Харькова его угнали в Германию. В 1945 году Виталий решил отправиться навстречу советским войскам. Так он был обнаружен контрразведкой Смерш^[78] и оказался в строю солдат, шедших на Берлин. В 1947 году был демобилизован и приехал в Москву, где жили его родственники. Сдал школьные экзамены за 10-й класс, поступил в Московский институт инженеров транспорта (МИИТ). 9 марта 1949 года Виталия Беликова арестовали по доносу однокурсника. Особым совещанием приговорили к 10 годам лагерей по статье 58–10 и направили в Вятлаг, на лесозаготовки. Здесь он завел дружбу с инженером Израилем Мазусом и писателем Борисом Полушиным (Чичибабиным). В 1956 году отбыл семь лет срока, был освобожден условно-досрочно. Приехал в Клин, нанялся в строительное управление бригадиром, дослужился до прораба. В 1986 году Виталий Анатольевич Беликов реабилитирован.

«А следователь врал, что будет суд»

В 1927 году мой отец, радиоинженер, вместе с семьей — со мной и мамой — приехал в Харьков организовывать городской радиоузел. В Харькове я вырос, пошел в школу. Каждое лето на каникулы я уезжал к родственникам в Москву, возвращался обратно 30 августа, чтобы к 1 сентября попасть в школу.

В 1941 году я окончил девять классов. Уехать из Харькова в Москву не успел: началась война. Если бы уехал, там бы и остался и в 1942-м меня сразу бы призвали в армию. А люди моего возраста очень редко оставались в живых, потому что первые годы войны — это полная неудача на фронте, миллионы погибших. Тем временем в городе была паника. Издали приказ: всем сдать радиоприемники. На весь город было устроено три пункта, и толпы людей приносили туда аппаратуру и получали бумажку о сдаче. Это делалось для того, чтобы никто не ловил никаких волн и не слушал сообщений. Но мой отец был все-таки радиоинженером, у него оставался коротковолновый примитивный приемник, мы его не сдали. Я им все время пользовался, мне было интересно: для каждой волны нужно было вставлять разные катушки.

Мне хотелось помогать фронту, и отец устроил меня на работу радиомонтером. Люди ведь сдали радиоприемники, а радиоточек нигде не было. Надо было проводить радио в каждую квартиру. Я немного поучился у мастера и вскоре уже работал сам. В нашей школе устроили госпиталь. И меня направили туда провести в каждый класс провод, чтобы раненые могли слушать радио. Недели две мы работали. И первые жуткие впечатления, которые остались у меня на всю жизнь: тяжелораненые, у которых не было ни рук, ни ног. Обрубки. Многие пытались покончить с собой, просили, чтобы не сообщали родным.

Немцы вошли в Харьков 17 октября 1941 года. Получилось так, что из города к этому моменту уехало все начальство. Харьков остался без властей, и население начало грабить магазины, склады, тащить все, что было можно. В тот день утром отец со своей женой, моей мачехой, поехали к ее родственникам на окраину города, а я остался один в квартире. Вдруг слышу, тарабанят в дверь. Я открыл, на пороге стоял немец. Я обомлел: как же так, когда я Левитана^[79] слушал, он сообщал, что идут упорные бои за Харьков, а тут не стреляли, ничего — и вдруг солдат-немец. Он молча зашел в квартиру и стал ходить по комнатам, ну и я за ним. Подошел к гардеробу, открыл, а там висела отцовская форма связиста. Связисты носили темно-синюю: китель, брюки с голубеньким кантом. У отца на кителе было две звездочки, как у старшего инженера. Немец показал на форму: «Коммунист?» — «Нет, радиоинженер». Потом подошел к буфету, а там стояла литровая банка с повидлом. Он эту банку забрал и поставил себе в сумку, потом зашел в комнату отца, там была двуспальная кровать, покрытая светлым покрывалом, а под ним — широкое шелковое желтое ватное одеяло. Вот он это одеяло свернул, взял с собой и ушел. Ничего не сказал. Так немцы зашли. Я удивился: как же так, что ж такое? Включил радио, опять поймал Левитана: «Идут упорные бои за Харьков, немцы несут потери, столько-то пленных взяли, столько-то подбито танков». И целых три дня подряд была такая информация. А немцы уже вошли даже в нашу квартиру, меня прогнали из комнаты, заняли ее, а Левитан все сообщал, что идут бои за Харьков. Потом наконец по радио сказали, что после упорных и продолжительных боев наши войска оставили город Харьков, а немцы понесли огромные потери.