Читать книгу - "Мятеж реформаторов. Когда решалась судьба России - Яков Гордин"

В последнее время декабристам предъявляют самые разные претензии. В том числе, опираясь на пункт шестой второй части — "Уничтожение постоянной армии", — их обвиняют в коварном желании обезоружить Россию перед лицом внешних врагов. Но если правильно понимать термины, то речь идет отнюдь не о замене армии "внутренней народной стражей". Народная стража — замена полиции. Что до армии, то речь идет не о ее уничтожении, а о реформировании. "Постоянная армия" — это армия, в которой служили четверть века и которая многие годы фактически сохраняла постоянный состав.

Поскольку в пункте пятом речь идет о рекрутской повинности, то ясно, что армию как таковую никто уничтожать не собирался. Менее всего этого можно было ожидать от ветерана Наполеоновских войн гвардии полковника Трубецкого. Речь шла о резком сокращении срока службы — соответственно, состав армии становился не постоянным, а переменным. Подобную реформу — правда, уже на основе всеобщей повинности — произвел в 1860-1870-х годах военный министр Д. А. Милютин.

Трубецкой же предполагал, как видим, не только сократить срок службы, но и уровнять рекрутскую повинность между всеми сословиями. А то, что в пункте десятом первой части говорится об уничтожении рекрутских наборов, свидетельствует о непроработанности программы.

Мы имеем дело именно с наброском программы, рассчитанной на длительное время. Лидеры тайного общества прекрасно понимали, что одномоментно перевернуть все государственное бытие невозможно и в том варианте манифеста, который Рылеев и Пущин должны были предъявить Сенату, должно было содержаться требование срочного создания Временного правления, с тем чтобы оно собрало "выборных" от сословий. А "выборные" — подобие традиционного Земского собора — должны были определить характер будущего государственного устройства.

Но содержание "манифеста" Трубецкого чрезвычайно важно для нас. Этот текст вобрал в себя главное, что обсуждалось на заседаниях общества с момента его образования. Это была программа ветеранов движения. Нужна была длительная психологическая самоподготовка, в сомнениях и спорах рожденная политическая традиция, чтобы решиться даже предварительно составить столь радикальную программу преобразований, не просто улучшающую, но сокрушающую существующую систему.

Хотя есть все основания предполагать, что, столкнувшись с реальностью и, в частности, с настроениями возможных членов Временного правления — Сперанского, Мордвинова, — авторам программы пришлось бы существенно ее смягчить.

И тем не менее радикализм будущих преобразований, каким он виделся ветеранам движения, свидетельствует, что все компромиссные варианты действий, обсуждавшиеся Трубецким и Рылеевым до 11–12 декабря с Батеньковым и Штейнгелем, были тактическим маневрированием, разведкой, выяснением возможности объединения сил. А истинная позиция ядра тайного общества ориентирована была именно на "манифест" Трубецкого.

И становится ясно, что в этой ситуации любые переговоры с членами императорской фамилии были абсолютно невозможны в плане стратегическом.

Возможность таких переговоров и в компромиссной форме весьма сомнительна. Когда Трубецкой на допросе упомянул об этой идее, то великий князь Михаил Павлович спросил: "Кто бы вступил с вами в переговоры?" И на ответ: "Государь" — закричал с гневом: "С вами? с бунтовщиками?!" Для самодержавного сознания сама идея равных переговоров с подданными, компромиссов, договора с ними была невыносима и непредставима.

Ни Трубецкой, ни Рылеев, ни Оболенский с Пущиным не были столь наивны, чтобы предполагать возможность добровольной самоликвидации самодержавия. А в варианте программы-максимум, найденной у Трубецкого, была предусмотрена отмена существующей системы еще до созыва Собора. При тех фундаментальных политических и экономических преобразованиях, которые предполагала программа, ни о каком самодержавии речи быть не могло. Скорее всего, лидеры тайного общества, зная настроения своих будущих либеральных союзников, рассчитывали на конституционную монархию по решению "выборных".

Отсюда неизбежно следовал вывод: сделать подобную программу политической реальностью можно было только путем вооруженного переворота. Речь могла идти о захвате власти, а не о переговорах с компромиссным решением.

Это, в свою очередь, опять-таки означает, что ядро общества, будучи в явном меньшинстве, до последних дней вынуждено было считаться с мнением умеренной периферии. (Не надо забывать, что, скажем, Щепин-Ростовский, без которого было не поднять Московский полк, вообще не думал ни о какой конституции, даже в самом умеренном варианте, а стоял за возведение Константина, то есть псевдолозунг принимал за истинный, и знакомить его с радикальной программой было просто невозможно — она оттолкнула бы его.) И общий план действий, разработанный Трубецким и Батеньковым около 8 декабря, был для группы Трубецкого — Рылеева временным, вынужденным. Ибо трудно предположить, что положения манифеста родились в их головах за два дня до восстания. Нет, это была давно продуманная программа-максимум.

Теперь пора выяснить, каков же был истинный план действий, при посредстве которого Трубецкой и Рылеев надеялись захватить власть в Петербурге.

Как говорилось уже, на следствии вожди общества старались скрыть окончательный радикальный вариант плана, настойчиво предлагая следователям вариант мягкий — сбор полков и переговоры.

Александр Бестужев, человек, безусловно, осведомленный, так представил план действий: "Якубовичу с Арбузовым, выведя экипаж, идти поднимать Измайловский полк, а потом спуститься по Вознесенской на площадь. Пущину (имеется в виду Михаил Пущин. — Я. Г.) вести с ними эскадрон. Брату Николаю и Рылееву находиться при экипаже. Мне поднять Московский полк и идти по Гороховой. Сутгофу вывести свою роту, а если можно, и другие, по льду на мост и на площадь (Панов повел ошибкою по набережной). Финляндскому полку — через Неву. Полковник Булатов должен был ждать лейб-гренадер, а кн. Трубецкой все войска, чтобы ими командовать и там сделать дальнейшие распоряжения". Здесь сказано многое. Но нет главного — захвата дворца. От этого Бестужев всячески уклонялся, ссылаясь на свою неосведомленность и на то, что окончательные решения должен был принять Трубецкой по ходу дела.

На следствии Трубецкой держался подобной тактики до 6 мая. Основные сведения о плане содержатся в показаниях Рылеева. Но в делах других декабристов имеются ясные подтверждения его показаний.

Однако и показания Рылеева, и показания рядовых членов общества разрознены и фрагментарны, и общая картина вырисовывается только при их сопоставлении.

В ночь на 15 декабря на первом допросе во дворце Рылеев показал: "Положено было выйти на площадь и требовать Константина Павловича как императора, которому уже присягали, или, по крайней мере, его приезда в Петербург… Князь Трубецкой должен был принять начальство на Сенатской площади".

Но уже 24 декабря на допросе, отвечая на конкретный вопрос о роли Якубовича, он сказал: "Капитану Якубовичу назначено было находиться под командою Трубецкого с экипажем Гвардейским и в случае надобности идти ко дворцу, дабы захватить императорскую фамилию…"