Читать книгу - "Крымская кампания 1854-1856 гг. Восточной войны 1853-1856 гг. Часть 3. Противостояние - Сергей Ченнык"

Нужно признать, что Корнилов с определенной долей скептицизма относившийся к сухопутным коллегам, сразу оценил боевую ценность пластунов, которые, не только были полностью вооружены нарезным оружием, но и, прикрыв собой батареи, вполне компенсировали неумение моряков вести столь специфические действия на суше. Когда 10(22) сентября адмирал встречал казаков, то поинтересовался: «Нет ли в рядах батальонов таких казаков, которые в 1828 г. участвовали в осаде и взятии крепости Анапы?». Оказалось в обеих батальонах таких, которые под Анапой были «перва наша», то есть первого года службы, только два человека. Зато знамя 8-го батальона имело надпись «за отличие при взятии Анапы». Корнилов приблизился к знамени, внимательно прочитал надпись, после чего произнес перед батальонами: «главнокомандующий помнит молодецкую службу черноморских полков под Анапою и надеется, что прибывшие батальоны, их преемники, с таким же отличием сослужат службу здесь, при севастопольском гарнизоне». Хотя адмирал говорил от имени командующего, казаки оценили этот жест внимания по достоинству: отныне авторитет морского начальства у пластунов был непререкаемым.

Вскоре эта война была доведена до совершенства, если можно называть совершенством способы убийства людей. В коротких схватках часто не было пощады и потому застигнутые врасплох неприятели предпочитали бегство сомнительной перспективе оказаться лицом к лицу с разгоряченными русскими солдатами или матросами, озабоченными единственной целью — уничтожить, разрушить, захватить. Но у нас еще будет время поговорить об этих действиях, пока они лишь начинают проводиться и не играют сколько-нибудь существенной роли.

Вылазки начались сразу же, как достаточно точно удалось определить линию неприятельских позиций. Силы, которые применялись для участия в вылазке, насчитывали от нескольких десятков человек до роты, в скором времени уже батальон и даже более.

Одна из первых состоялась в ночь с 25 на 26 сентября. Участвовали в ней исключительно добровольцы. Специальность каждого определялась задачей, которая ставилась перед отрядом. В эту ночь предпочтение отдавалось штуцерным стрелкам. Задача была как раз для них: выбить неприятельских стрелков, мешавших инженерным работам русских. Из Московского пехотного полка таковых отобрали 20 человек, поступивших под командование лейтенанта 44-го флотского экипажа П.Ф. Гусакова 2-го. Всего в деле участвовало 80 матросов 3-го десантного батальона, 35 саперов и 20 московцев и добровольцы из других подразделений. Общее число 155 человек.

Судя по всему, предполагалось выдвижение к неприятельской линии работ у хутора Рудольфа. Там ожидали встречи с французскими стрелками, засевшими за разрушенной оградой хутора у сожженного до этого 29-м экипажем дома, теми самыми, которых надеялись огнем прогнать оттуда. Вначале ничего не предвещало беды. Вышли за час до полуночи. Шли через кладбище, стараясь выйти в тыл французам.

Казалось, задача будет не сложной и выполнимой. Но все оказалось сложнее. Похоже, что русских там ждали (это мы узнаем немного погодя), и внезапности достигнуть не удалось. Кроме стрелков в эту ночь у хутора на позиции находились и большие силы пехоты (полтора батальона 39-го линейного полка), скрытые высотой от разрушенного дома до Сарандинакиной балки. Завязав перестрелку, и начав нести потери (убит мичман 30-го экипажа Иванов, ранен 1 матрос), Гусаков дал команду на отход к своим позициям.

По одной версии (московской), потеряв ночью в суматохе боя ориентировку, русские сбились с направления отступления, и вышли к 5-му бастиону, где о вылазке ничего не знали и, приняв отходивших соотечественников за атакующих французов, от души угостили их картечным огнем. К счастью, больших потерь удалось избежать, но трех московцев пришлось отправлять к медикам.

По другой версии (морской), пули, предназначенные московцам, стали долетать до 5-го бастиона, где на всякий случай сделали то, что и требовалось в случае атаки с фронта пехотой: местность перед позицией «прочесали» четырьмя картечными выстрелами. С точки зрения точности огня артиллерии, то по своим она всегда стреляла ничуть не хуже, чем по чужим (вспомним Булганакский «дружественный огонь» по гусарам Халецкого). Был убит 1 матрос, ранен сам Гусаков и еще 5 нижних чинов.

Спасли ситуацию прикрывшие отходивших моряков и солдат казаки 2-го Черноморского батальона. Быстро устроившись за заранее приготовленными на батарее мешками с песком, они своим метким огнем «утихомирили» неприятельских стрелков.

Только услышав сигнал, поданный горном отряда вылазки, на 5-м бастионе прекратили огонь.

Французы хорошо запомнили эту ночь. Она даже вошла в историю 39-го линейного полка, как успешные действия по отражению нападения больших сил русских. Одним из участников этой стычки стал лейтенант Варэнь: «7-го октября в шесть часов вечера колонна русских приблизилась к нам с целью разведки наших позиций и хода инженерных работ. Моя рота стрелков прикрывала полк, расположенный в 150-ти метрах позади нас; дав указания, Полковник уверил меня в том, что в случае атаки он не оставит нас без поддержки. Надвигалась темная ночь; мои люди притаились за остатками разрушенных стен из сухого камня. Я настойчиво советовал не открывать огня до сигнала, который должна была подать группа стрелков, расположенная в центре рядом со мной. Заметив противника на расстоянии около 80-ти метров, несколько стрелков справа, несмотря на мои указания, открыли огонь. Русские перед тем, как отойти, ответили мощным залпом, ранив двух моих людей. Если бы все в точности следовали моим указаниям, мы бы подпустили противника поближе, и наш залп уничтожил бы многих русских….В связи с темнотой эта стычка не имела продолжения».

Новый успех послужил поводом к новым награждениям. Нужно сказать, что для француза награда была громадным стимулом, побуждающим его сражаться и терпеть всевозможные лишения, сопряженные с военными буднями. Всемирно известной была еще со времен Бонапарта «…укоренившаяся во французском военном сословии жажда к славе и отличиям всякого рода».

Варэнь, хотя и не считал этот бой событием, а «единственным положительным результатом стычки явился отход противника на прежние позиции», был представлен к награде, которую получил шесть месяцев спустя, в виде турецкого ордена Меджидие. Сержант Жибер, прибывший на войну добровольцем, будучи уже кавалером ордена Почетного Легиона за события июльской революции 1848 г., получил звание младшего лейтенанта.

Похоже, вылазка была обречена на провал, еще не начавшись. Вероятно, наблюдатели во французских окопах еще засветло заметили концентрацию русских и ждали дальнейшего развития событий. Судя по всему, вылазку ни с кем из начальства не согласовывали. Тотлебен назвал ее не иначе, как «несчастьем». Корнилов, узнав о случившемся, примчался немедленно на место и устроил разнос с последующими кадровыми решениями — начальником артиллерии 1-го отделения стал капитан-лейтенант Тироль — «один из лучших флотских офицеров». Но в условиях оборонительной войны кадровые вопросы зачастую решаются не так, как в мирное время. Тироль не долго занимал столь высокую должность: уже 9 октября он был убит пулей в почти такой же ситуации.