Читать книгу - "Казаки. Между Гитлером и Сталиным - Петр Крикунов"

Вполне естественно, что германское командование в первую очередь стремилось заполучить в свое распоряжение именно такой благонадежный и действительно преданный контингент и не скупилось на щедрые обещания. Во всех оккупированных областях появились объявления о наборе в специальные антипартизанские формирования, в которых обещали всех добровольцев обеспечить новым обмундированием, денежным довольствием и питанием по немецким стандартам, а наиболее отличившимся сулили земельные наделы и высокие административные посты. Однако, несмотря на все уговоры и обещания, количество тех, кто по-настоящему идейно ненавидел советскую власть и был готов добровольно бороться против большевиков, было вовсе не так велико, как это иногда пытаются представить некоторые современные исследователи. Значительную часть «добровольцев» в полицейских командах и «восточных» войсках составляли обыкновенные проходимцы, а иногда и откровенные уголовники, стремящиеся в тяжелое и смутное время заполучить в свои руки власть, доверие «сильных» и кое-какие материальные блага.

К концу лета 1942 года, по мере роста потребности в охранных войсках, германское командование, наряду с набором добровольцев, фактически приступило к мобилизации годных к военной службе и по каким-то причинам не призванных в Красную армию мужчин в возрасте от 18 до 50 лет под вывеской «добровольности». Суть такой мобилизации состояла в следующем: жителей оккупированной области ставили перед выбором — быть завербованными на службу в какое- либо «добровольческое формирование» или угнанными на принудительные работы в Германию. К осени 1942 года на смену такой «демократии» пришло открытое принуждение с применением санкций против уклоняющихся — вплоть до привлечения к суду по законам военного времени, взятия членов семьи в заложники, выселения из дома и прочих репрессий^[342].

Другую категорию советских граждан, вставших на путь сотрудничества с германской армией, составляли военнопленные. Отношение к пленным красноармейцам со стороны немцев на протяжении всей войны практически не менялось. Условия содержания были крайне тяжелыми — узники умирали от холода, голода, постоянных издевательств и наказаний. Смертность в лагерях для военнопленных была огромной. Однако анализ немецких военных документов показывает, что за первые полтора-два года отношение к пленным как к потенциальным бойцам «восточных формирований» претерпело своеобразную эволюцию и если не изменилось в реальности, то начало понемногу меняться на бумаге. В начале войны (8 сентября 1941 года) было выпущено специальное распоряжение Верховного командования вермахта об обращении с советскими военнопленными, которое потрясало своей жестокостью и бесчеловечностью. В нем говорилось о том, что «большевистский солдат потерял всякое право на обращение как с честным солдатом, в соответствии с Женевским Соглашением… и что в отношении советских военнопленных даже из дисциплинарных соображений следует решительно прибегать к оружию»^[343]. Никаких упоминаний о том, что военнопленные могли бы использоваться в качестве потенциальных союзников, не было. Более того, бывали совсем уж вопиющие случаи обращения с бывшими советскими солдатами и офицерами. Вот небольшая выдержка из приказа от 20 октября 1941 года по 464-му пехотному полку 253-й немецкой пехотной дивизии об использовании советских военнопленных при разминировании местности: «Необходимо иметь в виду минированную местность. Использование саперов не всегда возможно. Батальоны должны вести бой сами, не ожидая помощи. Я рекомендую использовать, как это с успехом практиковалось в первом батальоне 464-го полка, русских военнопленных (особенно саперов). Любое средство оправданно, когда необходимо быстро преодолеть местность».^[344] Однако со временем в немецких приказах и распоряжениях, касающихся советских военнопленных, начали выделять в отдельную группу «всех офицеров и солдат, которые честно бросят борьбу и добровольно перейдут к нам». Такие военнопленные «будут рассматриваться как противники Советской власти, и к ним будут соответственно относиться»^[345]. (Полный текст приказов см. в Приложении 3.2.)

Первоначально наиболее активно поиск добровольцев осуществлялся среди военнопленных — представителей национальных меньшинств Советского Союза. Свидетельством того, какое значение им придавали оккупационные власти, служит, в частности, директива Гейдриха от 10 октября 1941 года об обращении с советскими военнопленными. В ней говорилось, что при использовании советских военнопленных следует учитывать их национальную принадлежность. В частности с «украинцами, белорусами, азербайджанцами, армянами, представителями тюркских народов строго обращаться в том случае, если среди них обнаружатся фанатичные большевики»^[346].

Уже с первых месяцев Восточной кампании из основной массы военнопленных выделялись этнические немцы, украинцы, белорусы, эстонцы, латыши, молдаване, казаки и финны, которые освобождались из плена и частично привлекались в немецкую армию и полицию. После приказов о формировании национальных легионов из представителей тюркских и кавказских народностей были сделаны соответствующие распоряжения и в отношении указанных групп. Бывали случаи, когда при отборе благонадежных военнопленных обращалось внимание на социальное происхождение вербуемых. В докладе штаба 5-й танковой дивизии об использовании «добровольческой роты» рекомендовалось в первую очередь отбирать крестьян и сельскохозяйственных рабочих, «поскольку в них таится непримиримая ненависть к коммунизму». О промышленных рабочих говорилось, что они «в большей степени заражены коммунизмом», и «их вступление и согласие служить чаще всего объясняется желанием на какое- то время получить хорошее содержание, чтобы потом при первой возможности исчезнуть». Предложения о сотрудничестве со стороны офицеров Красной армии рекомендовалось отклонять в связи с тем, что «они находятся под коммунистическим влиянием и в большинстве являются шпионами»^[347].

Агитируя военнопленных за вступление в ряды вермахта, немецкие офицеры и пропагандисты из различных национальных комитетов обещали им хорошие условия жизни, питание и денежное довольствие, как для германских солдат. Также вербовщики активно использовали в своих выступлениях выдержки из печально известного приказа Сталина № 270 (об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия). Вообще, на подготовку квалифицированных пропагандистов из числа русскоговорящих жителей СССР (как правило, это были эмигранты) немцы средств не жалели и с самого начала войны старались привлекать талантливых журналистов-эмигрантов в ряды вермахта. Так, например, 15 октября 1942 года в пражской газете «Казачий вестник» появилось объявление следующего содержания: «Ввиду того, что от соответствующего ведомства Райха поступил запрос о специалистах печатного дела (редакторы газет, наборщики, корректоры, журналисты и прочее) и пропагандистах, предлагается, кроме сведений о себе… прислать на имя представительства в Берлине следующее: каждый журналист или пропагандист, чьи труды не появлялись в печати, должен написать пропагандистскую статью, по возможности на пишущей машинке, величиною в три печатных страницы, не больше, писать на одной стороне листа, если не на машинке, то очень разборчиво. Статья должна быть написана в духе идей национал-социализма и казачьего Национализма… Журналисты, чьи труды или статьи уже появлялись в печати, должны указать точное время и место их появления»^[348].