Читать книгу - "Реальность мифов - Владимир Фромер"

В Багдаде летом очень жарко. Состоятельные семьи имели обыкновение проводить время, когда солнце не проявляет никакого милосердия, в горных районах Курдистана. Восстание курдов ограничило такую возможность, но все же у подножия гор оставались еще спокойные места. Туда-то и отправилась на отдых маронитская семья.

Лидер курдских повстанцев Мустафа Барзани был слишком многим Израилю обязан, чтобы не выполнить такой пустяковой просьбы, как тайный вывоз за пределы Ирака какой-то семьи. И она была вывезена августовской ночью курдскими партизанами на выносливых низкорослых мулах в недоступную для иракцев зону, откуда два вертолета переправили всех в соседний Иран.

Произошло это, как и обещал Меир Амит Муниру Редфе, в тот самый день, когда пилотируемый им «МИГ» перелетел в Израиль.

* * *

15 августа 1966 года заместитель командира эскадрильи «МИГ-21» капитан Мунир Редфа отправился в патрульный полет. Баки с горючим были заполнены до отказа, как он и хотел. Он сам удивлялся своему спокойствию. О недавнем смятении не осталось даже смутной памяти. Он жил уже вне прошлого, которое с каждой минутой полета отдалялось от него на световые годы.

Самолет шел на высоте одиннадцати тысяч метров. Где-то далеко внизу остались облака, похожие на белый пушистый мех, сиявшие мертвым отраженным светом.

И вдруг кабина наполнилась дымом. Где-то произошло короткое замыкание. Редфа знал, что это несерьезно, что он вполне может продолжить полет, но после недолгого колебания развернул самолет и вскоре приземлился на своем аэродроме.

— Зачем ты это сделал? — спросил его потом Меир Амит.

— Я же обещал вам новый с иголочки «МИГ» и не хотел, чтобы вы получили его с изъяном, — последовал ответ.

Амит с изумлением понял, что иракский летчик не видит ничего особенного в своем поступке.

Дефект быстро устранили, и на следующий день капитан Мунир Редфа вновь поднял в воздух свой самолет и взял курс на запад. На этот раз он прихватил с собой пухлый том, содержавший бесценные схемы и инструкции.

Ни иракские, ни иорданские радары не засекли затерявшуюся далеко в небе серебряную точку. В условленном квадрате, уже над Мертвым морем, «МИГ» встретили два израильских «миража» и присоединились к нему почетным эскортом.

Три самолета один за другим приземлились на базе израильских ВВС в Хацоре.

900 километров опасного пути остались позади.

Часы показывали 7 часов 55 минут утра 16 августа 1966 года.

Это была сенсация. «Едиот ахронот» и «Маарив» вышли в тот день дополнительными тиражами. Радиостанции мира на всех языках трубили про эту новость.

Лавровые венки достались начальнику генштаба Ицхаку Рабину, командующему ВВС Мордехаю Ходу, начальнику военной разведки Аарону Яриву. Нигде ни единым словом не упоминалось о причастности Мосада к этому делу.

Официальная версия гласила, что иракский летчик перелетел в Израиль по обстоятельствам личного характера, без всякого участия каких-либо внешних факторов.

Меир Амит и его штаб следили за этим «фестивалем» по радио. Слушая один из убедительных комментариев, Меир Амит сказал Амосу Манцуру:

— А может, мы с тобой, мой мальчик, действительно не имеем ко всему этому никакого отношения?

17 августа Мунир Редфа встречал свою жену и детей. Он пожелал остаться в форме иракского летчика и пошел им навстречу твердым шагом. Летный комбинезон и шлем в руках — вот и все, что еще связывало его с прошлым.

Иракский пилот и члены его семьи получили оговоренное вознаграждение и решили остаться в Израиле, ибо только в еврейском государстве могли чувствовать себя в безопасности.

Редфа много лет проработал летным инструктором.

Меир Амит часто вспоминал о нем, но никогда больше с ним не встречался. К чему?

У каждого своя жизнь и своя судьба.

* * *

Израильские специалисты набросились на вражеский самолет номер один, как волки на овцу. В течение нескольких суток он был разобран полностью, вплоть до мельчайших деталей, и снова собран. Все его особенности скрупулезно изучались. Когда израильтяне удовлетворили свою «любознательность», за дело взялись американцы. Уже спустя месяц в израильских ВВС знали об этом самолете все.

Меньше чем через год после описанных событий началась Шестидневная война. Большинство вражеских самолетов были уничтожены в ангарах и на взлетных полосах. Египетские «МИГи», сумевшие все же взлететь, были сбиты в воздушных боях израильскими «миражами» с изумительной легкостью. Их выбивали, как уток в тире. Весь мир восхищался мастерством израильских летчиков, и лишь немногие знали, что не только в этом дело.

«МИГ-21» — великолепная боевая машина, но израильские специалисты нашли его «ахиллесову пяту». У русского истребителя не было электронной системы зажигания. Его зажигание базировалось на простом горючем, и даже легчайшее попадание в бензобак тут же превращало самолет в огненный шар. Хорошо натренированные израильские асы били прямо в «ахиллесову пяту», не оставляя египетским летчикам никаких шансов.

2 мая 1968 года, по случаю двадцатой годовщины независимости государства, в Иерусалиме был устроен большой военный парад. Заодно отмечалась и ослепительная победа в Шестидневной войне, вошедшая в анналы военного искусства.

Ровно в десять утра в небе над городом появился выкрашенный в красный цвет самолет. Полмиллиона зрителей приветствовали его.

Это был «МИГ-21».

Израильское правительство решило открыть парад этим самолетом…

Хроники памяти

Поэзия как форма жизни

К тому времени, когда меня с Йоной ненадолго связала странная дружба, о ней уже ходили легенды. Она успела все испытать, все изведать. И при всем том было в ней нечто такое, из-за чего вся скверна мира не могла запачкать ее.

Как-то я ей сказал:

— Ты живешь на пределе чувств, потому что твоя жизнь определяет твою поэзию.

— Ты ошибаешься, — последовал ответ. — Это поэзия определяет всю мою жизнь…

Тель-авивская богема семидесятых годов старалась подражать ей в стиле жизни. Йона же не следовала моде, а создавала ее.

Тема расколотости мира — стержень ее поэзии. Йона ведет непрерывный диалог со своим внутренним «я». Ее стихи с рваными краями, с ритмическими перебоями, с нарочито усложненной ассоциативностью тревожат душу. У стихов тоже есть душа, и это душа их автора.

Йона однажды вскользь упомянула о страхе, который она испытывает перед чистым листом бумаги. Многие писатели и поэты это понимают. Когда человек пишет прозу или стихи — он знает, что никаких оправданий быть не может. Для него это, прежде всего, личный экзамен. Выигрыш или проигрыш. Можно, конечно, тешить себя самообманом, но третьего не дано.