Читать книгу - "Взлет и падение «красного Бонапарта». Трагическая судьба маршала Тухачевского - Елена Прудникова"

Генералы^[46] группы Тухачевского в это время, казалось, были в полной безопасности. Уборевичу и Корку сняли партийные взыскания (кстати, по ходатайству Ворошилова, хотя они с Уборевичем терпеть друг друга не могли). Эйдемана собирались отправить в командировку за границу. Тухачевский фотографируется рядом со Сталиным среди членов Политбюро. Единственный намек на его будущую участь прозвучал в конце января на «Процессе 16-ти», когда Радек одиннадцать раз упомянул имя Тухачевского.

Так говорят…

И в этом еще один миф и еще одна нелепость – что будто бы в сталинском СССР существовали какие-то «намеки», далеко идущие интриги, какая-то игра с жертвами будущего террора, которые, дескать, заранее все понимали и, как загипнотизированные удавом кролики, ждали своей участи, потому что так их кушать вкуснее, и т. д.

«Намеки», «признаки» – это, конечно, хорошо. В сказках про тиранов это выглядит очень эффектно. И Сталин, конечно, был восточным человеком и мог этим искусством владеть. И владел, и иной раз его с удовольствием применял – в отношениях, например, с Черчиллем, тоже незаурядным политиком и очень умным человеком, способным это искусство оценить. Но какие могли быть «намеки» в Москве 1937 года? То есть намекать-то вождь мог сколько угодно, но кто бы его понял? На верхних этажах Страны Советов собралась такая публика, которая и прямую-то речь понимала через раз и как попало. Всякие там психологические тонкости мило смотрятся в романах, а в грубой советской реальности даже члены Политбюро, знавшие друг друга как облупленных, и то разговаривали предельно конкретно, избегая даже тени двусмысленности. Говоря с людьми менее знакомыми, Сталин каждый вопрос рассматривал с пяти сторон с десятью уточнениями – а вдруг не так поймут? А уж Тухачевскому намеки и вовсе как горохом по танковой броне – чтобы это понять, достаточно хотя бы на фото посмотреть…

Ну, а теперь вернемся к Радеку – что он там такое говорил?

На утреннем судебном заседании 24 января 1937 года Радек сказал:

«В 1935 году Виталий Путна встречался со мной, передав одну просьбу Тухачевского». Допрашивавший его Вышинский оставил это упоминание без внимания – то есть тема явно не входила в сценарий процесса. И лишь на вечернем заседании, вероятно, получив какие-то указания, вернулся к ней и спросил Радека, зачем к нему обращался Тухачевский.

Из протокола допроса Радека:

«Радек: Тухачевский имел правительственное задание, для которого не мог найти необходимого материала. Таким материалом располагал только я. Он позвонил мне и спросил, имеется ли у меня этот материал. Я его имел, и Тухачевский послал Путну, с которым работал над заданием, чтобы получить материал от меня. Тухачевский понятия не имел ни о роли Путны, ни о моей преступной роли.

Вышинский: А Путна?

Радек: Он был членом организации, он пришел не по делам организации, но я воспользовался его визитом для нужного разговора.