Читать книгу - "Жизнь Шарлотты Бронте - Элизабет Гаскелл"

Я не стану анализировать эту книгу, которую все читатели данной биографии, разумеется, хорошо знают. Тем более я не стану разбирать критические высказывания о романе: огромный поток читательских суждений вырвал его из безвестности сразу после появления на свет и вознес к вершинам заслуженной и вечной славы.

Передо мной лежит подборка вырезок из газет и журналов, которую прислал мне мистер Бронте. Весьма трогательно листать их и убеждаться, что не было такой заметки, пусть краткой и невнятной, в малоизвестной провинциальной газетке, которую этот несчастный, потерявший своих детей отец не вырезал и не подклеил бы к другим. Он был так горд, когда впервые читал их, и так несчастен теперь. Все эти рецензии полны похвал великому и неизвестному гению, который вдруг появился среди нас. Догадки о том, кто он, распространялись как лесной пожар. Лондонцы, рафинированные, как древние афиняне, и, подобно древним, не знавшие другого времяпрепровождения, кроме как рассказывая или слушая новости, были удивлены теми новыми ощущениями, новыми удовольствиями, открытыми им автором, сумевшим с небывалой силой описать столь волевых, уверенных в себе, энергичных и ярких персонажей, которые вовсе не были исчезающим видом, но прекрасно сохранились на севере страны. Некоторые полагали, что в романе есть доля преувеличения в сочетании с определенной долей схематичности. Те, кто жил ближе к местам действия романа, были уверены, что автор не может быть южанином. Ибо хотя и «темен, холоден и груб север», древняя сила скандинавских народов все еще обитает там и проявления ее видны в каждом характере, описанном в «Джейн Эйр». А кроме того, людям свойственны и благородная любознательность, и праздное любопытство.

Когда в январе следующего года вышло второе издание с посвящением мистеру Теккерею, читатели снова переглянулись с удивлением. Однако Каррер Белл знал об Уильяме Мейкписе Теккерее – о его возрасте, состоянии, жизненных обстоятельствах – не больше, чем о мистере Микеланджело Титмарше210: один из них поместил свое имя на обложке «Ярмарки тщеславия», другой – нет. Шарлотта была рада возможности выразить свое высочайшее восхищение писателем, которого, по ее словам, считала «общественным восстановителем нашего времени – тем мастером, чьи произведения способны возродить искаженные нравственные основы существования. <…> Его остроумие блестяще, его юмор чрезвычайно привлекателен, но оба они исходят из серьезной природы его гения, как сверкание зарниц вырывается из-за покрова летних облаков, вызванное электрическим зарядом, таящимся в их толще».

Энн Бронте чувствовала себя этим летом хуже, чем обычно, на ее чувствительную натуру сильно влияло то беспокойство, которое ощущалось в доме. Однако теперь, когда «Джейн Эйр» имела несомненный успех, Шарлотта начала строить планы отдыха или, точнее говоря, некоего отдохновения от забот для своей дорогой младшей сестры, «малышки». Энн, хотя и радовалась успехам Шарлотты, оставалась столь слаба, что не могла вести подвижную жизнь и почти все время проводила дома, склоняясь то над книгой, то над шитьем. «Нам с большим трудом, – писала ее сестра, – удается уговорить Энн пойти прогуляться или просто вовлечь ее в разговор. Я надеюсь, что следующим летом смогу вывезти ее хотя бы на короткое время на побережье». В том же письме есть фраза, свидетельствующая о том, насколько родной дом, несмотря на все затруднения, был дорог сестрам, однако эта фраза затеряна среди других, повествующих о домашних делах, и ее не стоит тут приводить.

Любой автор успешного романа получает целый поток хвалебных писем от неизвестных ему читателей. Иногда такие письма столь бесцеремонны, что напоминают знаменитую речь доктора Джонсона, обращенную к человеку, разразившемуся в его адрес необдуманными похвалами211. В других случаях эти письма содержат всего несколько слов, способных тронуть сердце «сильнее, чем звуки труб», и их сдержанность вызывает у писателя желание предпринять дальнейшие усилия в творчестве, чтобы соответствовать подобным похвалам. Они же временами содержат верную оценку достоинств и недостатков литературного произведения, а также указания на его источники, что и составляет основу критики и весьма полезно для начинающего писателя. Карреру Беллу довелось прочесть множество писем, написанных в том и другом роде. Доброе сердце, разумность и высокие цели позволили Шарлотте отдать должное каждому из посланий. Среди множества ответов, отправленных ею, в моем распоряжении оказались любезно предоставленные адресатом письма к мистеру Дж. Льюису212. Как мне известно, мисс Бронте высоко ценила его послания, в которых он старался вдохновить ее на новые свершения и давал советы. Я приведу несколько отрывков из ответов Шарлотты, поскольку они показывают, какую именно критику она ценила, а кроме того, в каждом из этих ответов, будь они написаны в гневе или в согласии и спокойствии, чувствуется характер Шарлотты, лишенный всякого самолюбования, исполненный ясной скромности и трезвой оценки того, что было ею сделано действительно хорошо, а что ей не удалось, а также благодарность за дружеское участие. Эти письма становятся сердитыми только тогда, когда затрагивается и, по мнению мисс Бронте, несправедливо трактуется вопрос об авторе. В остальном же письма говорят сами за себя тем, кто хочет слышать, и гораздо лучше, чем я смогла бы истолковать их значение своими слабыми и неточными словами. Мистер Льюис любезно сопроводил присылку писем мисс Бронте изложением содержания того письма, на которое она отвечала.

Когда впервые вышла из печати «Джейн Эйр», издатели любезно прислали мне экземпляр. Прочтенная книга наполнила меня таким энтузиазмом, что я обратился к мистеру Паркеру с предложением написать рецензию для «Фрейзерс мэгэзин». Он, однако, не согласился сделать такую честь неизвестному роману (в тот момент газеты еще не успели его заметить) и предложил поместить заметку в рубрике «Новые романы: английские и французские», которая и появилась во «Фрейзерс» в декабре 1847 года. Одновременно я поведал мисс Бронте о том удовольствии, которое доставило мне чтение ее книги. Судя по ее ответу, мое письмо содержало некие поучения.

Мистеру Дж. Льюису, эсквайру

6 ноября 1847 года

Дорогой сэр,

Ваше письмо доставили мне вчера. Позвольте заверить Вас, что я весьма ценю чувства, которые побудили Вас его написать, и искренне благодарю Вас как за одобрительные слова, так и за ценные советы.

Вы предупреждаете меня об опасности мелодрамы и убеждаете держаться правды жизни. Когда я только начинал писать, мне были столь близки те принципы, за которые Вы выступаете, что я решил следовать только советам Природы и Истины и не искать иных путей. Я смирял свое воображение, избегал романтики, сдерживал восторги. Избегал я и слишком ярких красок и старался, чтобы все выходящее из-под моего пера было умеренным, серьезным и сходным с действительностью.

Завершив свое произведение (повесть в одном томе), я предложил его издателю. Тот ответил, что повесть оригинальна, правдива, но он не склонен печатать ее: такая книга не будет продаваться. Я попытал счастья последовательно у шести издателей, и все они твердили, что в моей повести отсутствует «удивительное происшествие» и «трепетное волнение» и потому она никак не подойдет передвижным библиотекам, а поскольку именно они в основном и ответственны за успех литературного произведения, издатели не могут решиться на публикацию того, что игнорируют эти библиотеки.