Читать книгу - "Закат Америки. Уже скоро - Чарльз Капхен"

Партийные настроения и взгляды американцев на проблему участия страны в Лиге Наций испытывали влияние как личного, так и межрегионального соперничества. Из наиболее важных примеров стоит отметить сильную взаимную неприязнь Вильсона и Лоджа, возникшую еще до дебатов вокруг Лиги. В феврале 1915 года, разойдясь с президентом в вопросе об отношении Америки к войне в Европе, Лодж по секрету сообщил Теодору Рузвельту: «Я никогда не думал, что буду ненавидеть кого-либо из политиков так сильно, как я ненавижу Вильсона».[269]

Во время обсуждения вопроса о Лиге Наций их отношения только ухудшились. Вильсон совершил ошибку, не взяв с собой в Европу для участия в мирных переговорах ни одного сенатора и отделавшись одним малозначимым республиканцем. Уильям Говард Тафт, которого Вильсон победил на президентских выборах 1912 года, являлся главой Лиги по укреплению мира и, таким образом, был естественным кандидатом в состав делегации. Однако Вильсон его проигнорировал. Взбешенный Лодж в отместку сформировал Комитет международных отношений из республиканцев, включив туда несколько «непримиримых». Кулуарная вражда нарастала с каждым днем. Ежедневная газета «Пидмонт», выходившая в Гринвилле, штат Южная Каролина, сделала вывод, что «главное возражение Сената против Лиги Наций состоит в том, что Вильсон — демократ».[270]

Самонадеянность Вильсона лишь усугубляла разрыв с республиканцами. Его нежелание привлечь на свою сторону Тафта и других потенциальных союзников объяснялась, по крайней мере частично, желанием установить личный контроль над процессом создания Лиги Наций. Таким образом, благоприятную возможность получить политическую поддержку он упустил. В то же время слабая публичная дипломатия стала следствием недоверия Вильсона к своим оппонентам и его желания ограничить состав участников обсуждения вопроса о Лиге Наций кругом своих наперсников. Как прокомментировала газета «New Republic», президент «предпочел единоличные действия попыткам заручиться поддержкой просвещенного и внушительного американского общественного мнения». Хотя такая стратегия и предполагала личную ответственность Вильсона, она исключала общественную поддержку, к которой президент в конце концов был вынужден обратиться в 1918 году. Но было уже слишком поздно. Как прокомментировал Томас Нок: «Никакой систематической подготовительной работы проведено не было, поскольку таковой президент проводить не разрешил».[271]

Своими действиями Вильсон умудрился отвратить от себя не только республиканцев, но и какое-то количество собственных сторонников на левом фланге. Несмотря на то что в 1916 году либералы и социалисты помогли президенту вновь возглавить кабинет, во время войны лагерь Вильсона поредел. Одни — особенно ярые пацифисты — были против американского участия в Лиге Наций. Другие потеряли веру в Вильсона из-за ограничений, наложен ных им на гражданские свободы в военное время, а также из-за ареста левых активистов и введения цензуры прессы. Третьи отдалились от прогрессивной коалиции, поскольку считали Лигу Наций и мирный договор не согласующимися с современными идеалами: Лига была чересчур консервативной, договор — чересчур несправедливым.

Впрочем, размолвка в левой коалиции стоила Вильсону не слишком большого числа голосов — большинство демократов остались верными президенту. Однако она отразилась на ходе общественного обсуждения. Влиятельные издания, такие как «New Republic» и «Nation», первоначально приветствовавшие идею о Лиге Наций, изменили свою позицию как раз в тот момент, когда Вильсон намеревался заручиться поддержкой общества. В марте 1919 года «New Republic» выступила против десятого параграфа, заявив, что содержащееся в нем обязательство сохранить существующие территориальные границы несправедливо и реакционно. В следующем месяце в «Nation» была опубликована статья, охарактеризовавшая Лигу Наций как «новый Священный союз» пяти великих держав, а другой автор того же журнала назвал соглашения, принятые в Версале, мирным договором «интриг, эгоистичной агрессии и неприкрытого империализма».[272]

Сейчас, конечно, невозможно сказать, могла ли Лига Наций иметь иную судьбу, не будь дебаты в Сенате столь сильно переплетены с подковерной борьбой и будь Вильсон удачливее в приобретении сторонников слева и справа. Ядовитая политическая атмосфера, безусловно, способствовала бескомпромиссности позиций как демократов, так и республиканцев. Лодж хотел унизить Вильсона и заставить согласиться со своими «оговорками». Вильсон, со своей стороны, предпочел похоронить статью о Лиге Наций, чем уступить Лоджу. Даже когда ближайшие друзья Вильсона уговаривали его пойти на компромисс, он по-прежнему стоял на своем.

Пытаясь спасти Лигу Наций от поражения, часть демократов бросила вызов несговорчивости Вильсона и поддержала предложения Лоджа. Однако их было слишком мало. Итак, Лиге Наций было отказано в участии в ее работе одного из самых сильных государств мира. От этого удара она так и не оправилась.

Таким образом, американцы отклонили либеральный интернационализм, предложенный Вильсоном в конце Первой мировой войны, но ушли с мировой арены не сразу. Вашингтон все еще играл лидирующую роль в принятии договоренностей о разоружении, а также участвовал в создании новой международной монетарной системы. Однако Соединенные Штаты держались в стороне от союзов и обязательств в области коллективной безопасности, проявляя интерес только к насущным соглашениям, как, например, пакту Келлога — Бриана от 1928 года, осудившему войну и призвавшему решать политические разногласия мирным путем.

С началом мирового экономического кризиса и ростом милитаризма в Германии и Японии, в США усилились изоляционистские настроения. В 1935 году президент Франклин Рузвельт поддержал участие Соединенных Штатов в Международном суде, однако Сенат не ратифицировал это соглашение. Комиссия Конгресса, подводившая итоги Первой мировой войны, сделала вывод о том, что участие Америки было неоправданным, и обвинила военную промышленность и банкиров в принудительном втягивании страны в вооруженный конфликт. С целью оградить Соединенные Штаты от дальнейшего участия в соперничестве великих держав Конгресс принял ряд актов о нейтралитете, запрещающих торговлю с воюющими государствами. Ко второй половине тридцатых годов Соединенные Штаты заняли удобную позицию, с которой взирали на иллюзорно спокойный мир, начавший медленное, но неминуемое сползание к новой воине.[273]