Читать книгу - "Мифы и легенды народов мира. Ранняя Италия и Рим - Александр Немировский"

– Перед чуждыми богами надо впервые появляться с покрытой головой, – объяснила она мужу.

Тархна не стал спорить. За годы жизни с Танаквиль он привык не только к непреклонности ее характера, но и к тому, что она считала себя сведущей во всем том, что было принято называть «этрусским учением», хотя ему самому это «учение» казалось собранием варварских суеверий. Стерев со лба пот тыльной стороной ладони, Тархна вновь погрузился в дремоту. Когда же он открыл глаза, ему предстала впереди огибающая холмы река.

– Взгляни, это – Тибр! – толкнул он супругу.

– А за Тибром – Рума^[350], – проговорила она, почему-то вглядываясь в небо, а не туда, куда смотрел муж.

– Рума! – протянул Тархна. – Ты называешь эту дыру Румой? Но почему я не вижу черепичных кровель? А где храмы? Где, наконец, цирк? Он отсюда должен быть виден, если бы он был. Клянусь Херкле^[351]! Лучше было бы нам не покидать Тарквиний.

– И тогда бы тебя всегда презирали как чужеземца! Тебе были бы закрыты пути к власти! – произнесла Танаквиль негодующе.

– Но в Руме я буду еще большим чужаком. Ведь мать у меня из расенского рода.

– Рума состоит из одних чужаков, – успокоила Танаквиль супруга. – Там ты будешь как все. Город ведь основан пастухами и разбойниками, бежавшими отовсюду и получившими убежище. Потом они напали на сабинских девушек и обзавелись семьями…

– Постой! – перебил Тархна. – Там стадо. Без пастуха и сторожевых собак. Стадо в городе!

– Я не вижу никакого стада, – раздраженно проговорила Танаквиль, не опуская взгляда.

– Смотри! Вон там высокий, отдельно стоящий холм с двумя раздвоенными вершинами, правее – другой холм, густо застроенный хижинами, а между ними пустое пространство. И там пасут овец.

В это мгновение огромный орел камнем упал с неба на голову Тархны и, схватив когтями пилей, снова взмыл вверх.

Люди, скопившиеся у переправы через Тибр, долго не могли прийти в себя от удивления.

– Этот орел – посланник Тинии^[352]. Тиния дал знать, что тебя ожидает корона и царская власть, – с ликованием произнесла Танаквиль.

Вскоре обитые железом колеса застучали по бревнам. Это немало удивило Тархну, поскольку этруски строили мосты из камня.

– Деревенщина! – выпалил он. – Куда ты меня привезла!

Но Танаквиль терпеливо объяснила супругу, что румеи сооружают мосты из бревен, притом на дубовых сваях, из страха перед своими богами, которые привыкли к старинным обычаям и не терпят мерзкого им по самой своей природе железа.

– Если буду царем, – воскликнул Тархна, – я их заставлю почитать богов, которые благоволят не только к дереву, но и к металлам. Ведь государству не достигнуть могущества без железа, находящегося под защитой нашего Сефланса^[353].

Тарквиний Приск в мастерской иностранных оружейников.

Въехав на другой берег Тибра, Тархна и Танаквиль увидели несколько десятков человек, прохаживающихся между выставленными на продажу быками, коровами и овцами. Среди них по добротной одежде они узнали расена и, подозвав его, вступили с ним в разговор.

Расен, оказавшийся пришельцем из Вей, города, расположенного рядом с Румой, объяснил, что торжище на берегу Тибра здесь называется Бычьим, хотя продают также коз и рабов, что рабы в Руме дешевы, а лучшие дома находятся на холме, имя которому Палатин.

Воспользовавшись этим советом, Танаквиль приказала вознице двигаться к Палатину. В тот же день супруги приобрели дом, который в Тарквиниях мог бы показаться жалким, но по румским понятиям считался приличным. Здесь выгрузили вещи и заполнили ими низкие помещения с земляными полами. У ворот Танаквиль поставила раба, приковав его цепью к столбу. Раб должен был отвечать всем любопытствующим, что домом владеет сиятельный Луций^[354] Тарквиний, который приглашает каждого свободного жителя города быть его гостем. Тарквиний – так теперь звучит переиначенное на румский лад имя этруска Тархна из Тарквиния.

Приобретенный дом Танаквиль вскоре перестроила, добавив к нему обширную переднюю, освещаемую через прорубленное в кровле отверстие квадратной формы. Такие же помещения вскоре стали строить и в других домах, называя их этрусским словом «атрий»^[355].