Читать книгу - "Юлий Цезарь - Роберт Этьен"

Когда историк пытается установить личности заговорщиков, он не чувствует такой растерянности, как при знакомстве с противоречивыми и расплывчатыми мнениями древних авторов. Не составляет большого труда обнаружить данные о них в картотеке действующих лиц последнего века Республики, выявить основные этапы их карьеры, которые освещаются во многих источниках, в том числе в сочинениях Цезаря и Цицерона, совпадения между которыми лишь подтверждают объективность. Такого рода исследования по установлению «гражданского состояния» тех или иных персонажей приводят к воссозданию картины связей между поколениями в век торжества клиентелы, равно гражданской или военной. В результате выясняется, насколько важными или незначительными были эти будущие убийцы, все величие которых, впрочем, и было заключено в их преступлении.

Сколько же было заговорщиков, сколько убийц? Это первый вопрос, на который должно ответить наше следствие. За исключением Николая Дамасского,^[721] который, насчитав 35 ран, наверняка преднамеренно сгустил краски при описании настроений в среде сенаторов и всадников, историки сходятся в том, что было нанесено 23 удара кинжалами в соответствии с числом убийц, равным 23, поскольку каждый должен был участвовать в этом ритуальном убийстве. Николай Дамасский упоминает о 80 заговорщиках, Светоний^[722] — о 60, что уже ограничивает масштабы следствия. Однако вряд ли заговорщиков было больше, чем убийц. Тайну тщательно оберегали, и никто не выдал их имен: многочисленные доносы, которыми пренебрег Цезарь, исходили от людей, к заговору не принадлежавших. И сама эта многочисленность, в которой историки находили удовольствие, свидетельствует только о желании произвести драматический эффект — сказать, что Цезарь держал в своих руках сообщение о грозившей ему участи и отказался раскрыть его как неправдоподобное! Страшную тайну знали только сенаторы, занимавшие места поблизости от кресла, на котором должен был сидеть Цезарь, и от идеи о 80 или 60 заговорщиках следует отказаться.

Вовсе незачем записывать под знамена заговорщиков всех противников Цезаря, которые больше болтали, чем делали. Превосходным их образцом был Цицерон: он не любил диктатора, хотя вовсю прославлял его гений, и был готов примкнуть к любой политической комбинации, которая законным путем сбросила бы власть (dominatio) Цезаря. Похоже, его скомпрометировал Марк Брут, который на следующий день после Мартовских ид, «потрясая окровавленным кинжалом, выкрикивал имя Цицерона и поздравлял его с восстановлением свободы».^[723] Сам же Цицерон защищался от обвинения Антония в том, что он был замешан в заговоре. Не был он ни участником, ни посвященным.

Так что не следует расширять круг за пределы двадцати четырех заговорщиков, принявших решение о смерти диктатора. Удары ему нанесли только двадцать три, потому что Требоний, задачей которого было помешать консулу Антонию войти в курию, непосредственного участия в убийстве не принимал.^[724]