Читать книгу - "КГБ и тайна смерти Кеннеди - Олег Нечипоренко"

Исчез Носенко 4 февраля. Последним его видел советник т. Б., который вместе с Носенко в этот день вышел в 13 часов с минутами из здания Дворца наций, где проходили заседания комитета. Носенко сказал Б., что он пойдет обедать в город. Больше Носенко никто не видел.

В этот день Носенко никто не разыскивал, так как мы знали, что он оперработник и у него могли быть свои дела. Оперативные меры по его розыску были приняты только на следующий день — 5 февраля.

Около 11 часов утра 5 февраля глава делегации Царапкин сообщил об исчезновении Носенко в Представительство СССР при ООН в Женеве. Было сказано, что Носенко не ночевал в гостинице и не явился туда утром. А в этот день, когда убежал Носенко, все члены делегации утром должны были из гостиницы переезжать в особняк, где ремонт был закончен. Так как Носенко не было, его вещи перевезли наши товарищи.

Когда мы узнали об исчезновении Носенко, то нами был принят ряд мер по его розыску. Опрашивали советских граждан в колонии, но это не дало никаких результатов. Был проведен ряд оперативных мер по его розыску, но они также не дали положительных результатов. Мы произвели осмотр личных вещей Носенко. Не обнаружили двух новых нейлоновых рубашек, купленных в Женеве, шерстяной рубашки, которую он носил повседневно, пижамы, портфеля. Портфель был дорогостоящий. Носенко заявил, когда купил, что он ему нужен для поездки по стране. Выезжая из Москвы, он вез с собой папку на молнии. Он был с ней на аэродроме в Шереметьеве, в самолете она лежала на полке. Эту же папку видели и на аэродроме Флорида… После бегства при осмотре его личных вещей ее не оказалось. В Париже на аэродроме кто-то из товарищей держал эту папку в руках и рассказал, что она была увесистая, не пустая, что-то в ней лежало.

Накануне бегства — 3 февраля — Носенко отчитывался о своей работе и своих связях в резидентуре (перед руководством. — О.Н.). Во время отчета ничем лишним у нас он не интересовался и никаких данных о его повышенном интересе к работе резидентуры у нас не было. Он, наоборот, категорически отверг наше предложение участвовать совместно с нашими товарищами в некоторых оперативных мероприятиях. Он сказал, что примет участие в них только с разрешения Центра. Он вел себя так, что никаких подозрений против него не возникало.

Мы опросили швейцарских граждан, но и они нам ничего об исчезновении Носенко не рассказали. Один из сотрудников швейцарской полиции рассказал нам, что якобы Носенко около 17 часов 4 февраля посетил гостиницу, где он проживал. Но портье гостиницы, с которым мы беседовали, ничего об этом нам не сказал. Верить же работникам швейцарской полиции мы не могли, так как это могло быть и информацией, и дезинформацией.

Каких-либо других данных о Носенко, кроме того, что он исчез, мы ни у полиции, ни у швейцарских властей не получили. Надо сказать, что сразу после того, как 5 февраля стало известно об исчезновении Носенко, мы обратились к швейцарским властям с просьбой розыска Носенко, но просили их об этом ничего не публиковать. Швейцарские власти не публиковали об этом ничего в своей печати до субботы. В субботу о бегстве Носенко стало известно одному из корреспондентов французской газеты, который позвонил в советское представительство и интересовался по этому вопросу. После этого в целом ряде газет мира появились сообщения о бегстве Носенко. Одна из газет даже поместила фотографию якобы Носенко, но это была фотография другого члена советской делегации.

Первые сообщения о бегстве Носенко в заграничной прессе были весьма туманными, т. е. они являлись обычными домыслами корреспондентов. После же серьезного выступления т. Царапкина в прессе появились сообщения о том, что Носенко изменил Родине и что он представляет большую ценность для американской разведки. В прессе также сообщалось, что Носенко являлся сотрудником КГБ и занимал там руководящий пост и что он очень много знает о работе КГБ. В газетах также писалось, что «такого, как Носенко, у американцев никогда не было».

Да, мы до последнего дня думали, что Носенко исчез помимо своей воли, но мы глубоко в этом ошибались. Никаких, даже мельчайших, данных о том, что Носенко был похищен американской разведкой, у нас нет и не было.

Что явилось причиной для измены Родине Носенко, я не могу сказать. Для меня это явилось полной неожиданностью».

Вспоминает полковник КГБ в отставке Глеб Максимович Нечипоренко, бывший в то время работником Первого главного управления: «В феврале 1964 года, готовясь к длительной загранкомандировке, я активно изучал английский язык и поэтому регулярно слушал передачи «Би-би-си», главным образом передачи новостей.

В этот день я услышал сообщение, поразившее меня как гром среди ясного неба. Зарубежное радио передало, что в Швейцарии заявил о своем невозвращении в СССР член советской делегации на Международной конференции по разоружению Носенко, который являлся «ответственным сотрудником КГБ». Я знал во Втором главном управлении оперработника с такой фамилией. Это был заместитель начальника 7-го отдела, занимавшегося иностранными туристами. После услышанного, чтобы уточнить информацию, я позвонил своему товарищу, работавшему в том же отделе в непосредственном подчинении Носенко. Леонид был тогда болен, находился дома и ничего не знал. Услышав от меня о случившемся, он мрачно выругался и произнес: «Ну, теперь меня совсем закопают». Основания у него для такой реакции были».

Вот как вспоминает об этом Леонид Иванович Ефремов, полковник КГБ в отставке: «В начале 1964 года, после игры в волейбол во время офицерских спортивных занятий, я принял слишком холодный душ, и меня сильно прихватил радикулит. Я был дома на больничном, когда позвонил Глеб и сообщил, что мой начальник, Носенко, попросил политического убежища в США. Услышав это, я выругался, что я еще добавил, не помню, но после этого разговора вообще загремел в госпиталь, где провалялся с сильнейшим радикулитом до 24 июля.

Чтобы была понятной моя реакция на сообщенную новость, необходимо вкратце рассказать, как я попал под командование Носенко.

Когда я в 1948 году пришел на работу в разведку, то принял дела по совколонии в Китае у Анатолия Голицына, который уходил куда-то в аспирантуру на учебу. Он впоследствии в основном учился и практической работой почти не занимался. Тем не менее вместе с одним сослуживцем они разработали концепцию перестройки советской внешней разведки, которую приняли на всех уровнях. В 1952 году они были даже на приеме у Сталина, и он одобрил их идею. По их схеме была проведена реорганизация разведки, а они получили ордена и повышения.

В конце 1961 года Голицын, находясь в длительной загранкомандировке в Финляндии, изменил Родине и перебрался в США. Помню, что перед отъездом в Хельсинки Голицын помногу сидел в архивах службы и что-то старательно переписывал из архивных дел.

В связи с его изменой в резидентуры КГБ пошла ориентировка и было отозвано много разведчиков, кого он знал или мог знать. Понятно, что я тоже оказался в их числе и в январе 1962 года покинул Бангкок, где работал под посольской крышей.

В Москве, как «расшифрованного», направили во Второй главк, и в феврале 1962 года я попал в 7-й (туристический) отдел, в американское отделение, начальником которого недавно стал Идол (кличка Носенко. — О.Н.).