Читать книгу - "Григорий Распутин - Алексей Варламов"

Косвенно о прощении Григория во дворце свидетельствует и статья М. Новоселова «Чествование уезжающего из Царицына "братца" Распутина», где приводятся слова иеромонаха Илиодора, обращенные к его другу Григорию: «Возлюбленный наш друг и брат во Христе! Приятно человеку после бури и грозы встретить ясные дни и наслаждаться тихой радостной жизнью. Ты переживаешь теперь такое состояние. Некоторое время над тобой висели черные тучи клеветы и неправды, когда на тебя ополчились все безбожники и жиды, старавшиеся всячески позорить и клеймить тебя».

Наконец вспомним еще раз строки из дневника Л. Тихомирова: «Гришка Распутин "вполне оправдался" перед царем и царицей, был у них и пользуется "громадным влиянием" и "нежной любовью"».

Да и поддержка Распутину «снизу» была также обеспечена:

«Много тысяч православных царицынских людей через Уполномоченных свидетельствуют, что блаженный старец Григорий имеет печать божественного призвания; дары благодати ему даны такие: бесстрастие, чудотворение, прозорливость, благодатный ум, изгнание бесов. Те, которые судят его, сомневаются в его правоте, пусть послушают апостола, говорящего: "Вы ищите доказательства на то, Христос ли мною говорит, испытайте лучше самих себя, в вере ли вы, о нас же, надеюсь узнаете, что мы то, чем быть должно".

Уполномоченные народом Косицын, Попов, Шмелев».

Таким образом, после периода охлаждения Распутин был снова допущен во дворец, что не укрылось от всей романовской династии, хотя определенные меры предосторожности Царская Семья предпринимала.

«Беседовал с Мики (вдовствующая императрица Мария Федоровна. – А. В.), — записал в дневнике 20 мая 1911 года Великий Князь Константин Константинович. – Она говорила очень откровенно <…> Сокрушалась, что продолжают таинственно принимать какого-то юродивого мужика Гришу, который наказывает и императрице Александре Федоровне и детям соблюдать тайну и не говорить, что видели его. Приучать детей к такой секретности едва ли благодетельно. Столыпин как-то докладывал Государю, что этот Гришка – проходимец, но в ответ получил приказание не стеснять Гришу».

Такое же приказание получил, по-видимому, и Феофан. А для того, чтобы ему сподручнее было царскую волю исполнить, в ноябре 1910 года епископ был назначен на симферопольскую кафедру. Вопреки тому, что в массовой литературе иногда встречаются утверждения, будто бы «в ноябре 1910 года Феофана уберут из Петербурга в Астрахань, в губительный для него климат», перевод царского духовника в Астрахань состоялся лишь полтора года спустя, в июне 1912 года. Да и следует учесть, каким был тот 1912 год в истории взаимоотношений Распутина и Царской Семьи, чтобы понять душевное состояние Царицы, решившей удалить от себя Феофана. Речь об этом пойдет в свой черед, а пока что отметим, что, находясь к Крыму, где много времени проводила Царская Семья, епископ Феофан оставался к ней близок и позднее в своих устных воспоминаниях не считал перевод в Крым понижением.

«А что касается перевода Архиепископа в 1910 году из Петербурга в Крым, на Симферопольскую кафедру, то это была, как говорил Архиепископ, прежде всего личная забота Царского Семейства о его слабом здоровье, подорванном постами: климат северной столицы, с ее дождями и туманами явно не подходил Владыке. Для восстановления его здоровья лучшего места, чем солнечный Крым, не было. Перевод Преосвященного на Симферопольскую кафедру был сделан потому, что Августейшее Семейство проводило здесь полгода, и Они лично могли следить за его здоровьем. Ошибается тот, кто утверждает, что короткий крымский период его жизни был началом "удаления" Преосвященного от Царской Фамилии. Нет, это далеко не так, потому что сам Архиепископ говорил, что кратковременное его пребывание в Крыму было наивысшим выражением непосредственной близости к Августейшему Семейству. Так, например, он рассказывал, как Царские Дети приносили ему собранную ими лесную ягоду и как маленький Наследник Цесаревич передавал ее и как при этом его ручки дрожали. Он говорил о том, что из царских виноградников получал плоды на специальный курс лечения виноградом. Царская Семья предоставляла в его распоряжение свой автомобиль – в ту пору автомобили были редкостью – чтобы он мог побывать в горах, полюбоваться красотами природы Божией и подышать чистым, упоительным горным воздухом…» – писал схимонах Епифаний в своей книге «Жизнь святителя Феофана».

Через полтора года такой жизни именно Распутин все же станет причиной перевода епископа из Крыма в Астрахань, что губительно скажется на здоровье Феофана. Однако не то чтобы злобы или ненависти, но даже осуждения в воспоминаниях Феофана о Распутине нет. Есть иное – сожаление.

«Редко говорил Владыка Феофан о Распутине, – вспоминал Епифаний, – а если иногда и говорил, то никогда не называл его этим именем. А лишь по имени отчеству или "старец Григорий". И это можно понять только при свете Евангельском, при свете аскетических наставлений Святых Отцев. Они строго воспрещают кого-либо осуждать, даже и самого отъявленного грешника. Право осуждения принадлежит только одному Господу Богу. И всякое осуждение человека человеком всегда обращается в падение самого осуждающего. Не напрасно же сказано Христом Спасителем: "Не судите, да не судимы будете. Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить" (Мф. 7, 1-2). И можно догадаться, что Владыка Феофан, специально ездивший в Сибирь, на родину Григория Ефимовича для полного ознакомления с его прошлым, собрал там те сведения, которые и не позволяли Владыке в дальнейшем называть Распутина иначе как "старцем". Хотя петербургский период его жизни и был под знаком падения, но под знаком "падения старца". А такое падение, – как говорил Архиепископ, – могло иметь огромные последствия».

Это и есть ключевое место во всем сюжете одной человеческой жизни, о которой столько написано книг. И по-настоящему знал и понимал Распутина лишь один человек – Феофан, который и нашел для него самые глубокие и точные слова: «Он не был ни лицемером, ни негодяем. Он был истинным человеком Божиим, явившимся из простого народа. Но под влиянием высшего общества, которое не могло понять этого простого человека, произошла ужасная духовная катастрофа и он пал. А среда, которая этого добилась, смотрела на все крайне легкомысленно. Для нее все это было "шуткой". Но в духовном отношении такое падение может привести к очень большим последствиям…»

Нет злобы по отношению к Распутину и у митрополита Вениамина.

«И будь он в силе, находись он под хорошим руководством опытного духовника, так в молитвах и покаянии он достиг бы не только спасения, а возможно и особых Божьих даров. Но он подвизался без руководства, самостоятельно и преждевременно вошел в мир руководить другими. А тут еще он попал в такое общество, где не очень любили подлинную святость, где грех господствовал широко, глубоко. Ко всему этому невероятная слава могла увлечь и подлинно святого человека. И соблазны прельстили Григория Ефимовича: грех оказался силен.

Впоследствии, когда государю стали известны соблазнительные факты его жизни, он будто бы ответил:

"С вами тут и ангел упадет! – но тут же добавил: – И царь Давид пал, да покаялся"» <…>