Читать книгу - "Виктор Тихонов творец "Красной машины". КГБ играет в хоккей - Федор Раззаков"

— Но если это правда, то могу себе представить, кто стоит за этим переводом. Вы не боитесь связываться с людьми такого ранга?

— Вы забываете, что и мы не лаптем щи хлебаем, — лишний раз напомнил собеседнику о статусе своего ведомства генерал-майор. — Но дело даже не в этом. А в дальнейших перспективах нашего хоккея, который нам обоим не безразличен. Ну посудите сами, что может дать ЦСКА какой-то Тихонов, который девять лет тренирует клуб-середняк, да еще за тридевять земель от Москвы? Мы же видели, что он наруководил на Кубке Канады в прошлом году.

— Там у него команда была экспериментальная.

— Вот он и из ЦСКА соорудит нечто подобное. Но на кой черт нам сдались его эксперименты? А если ему, не дай бог, доверят руководить первой сборной? А это вполне может произойти, если он возглавит главный клуб страны. Представляете, во что это может вылиться?

— Леонтий Ильич, вы разрешите задать вам вопрос начистоту? — глядя в глаза собеседнику, спросил хозяин кабинета.

— Конечно, Антон Макарыч — мы же с вами знакомы добрый десяток лет, — и Скурлатов отодвинул от себя стакан с уже остывшим чаем.

— Вы от себя лично это говорите или за вами стоят определенные люди?

— Стал бы я в одиночку затевать этот разговор? — искренне удивился генерал-майор. — Ну, конечно же, за мной стоят люди, которые не хотят, чтобы в ведущий клуб страны приходил варяг, да еще из Прибалтики.

— Но Тихонов коренной москвич.

— Был когда-то. За эти почти десять лет он стал прибалтом со всеми вытекающими отсюда последствиями. Его перевод в Москву потянет за собой целую цепочку других назначений, которые могут всерьез взбаламутить уже устоявшийся здесь порядок. Начнут перетряхивать близкие к хоккею структуры — нам это надо?

— Хорошо, но что вы от меня хотите?

— Я же говорю — помочь нам не допустить перевода в Москву Тихонова.

— Каким образом?

Прежде чем ответить Скурлатов грудью навалился на край стола и, буравя собеседника глазами, произнес:

— Надо сделать так, чтобы его команда потерпела фиаско в этом чемпионате. Его рижское «Динамо» нацелилось на бронзовые медали, что в случае успеха этой затеи лишний раз подтвердит его тренерские амбиции. Ведь вхождение в тройку лидеров нашего хоккея позволит ему на всех углах декларировать, будто он выдающийся тренер. Значит, надо этой «бронзы» его лишить. После этого вряд ли у тех людей, кто задумал перевести его в Москву, останется такое желание.

— Вы думаете, что все дело в этой «бронзе»?

— Естественно, не в ней одной, но это поражение выбьет почву из-под его ног. А нам это не помешает, а только даст лишний козырь в борьбе против Тихонова и его сторонников.

Выслушав это признание, Новожихин достал из лежащей на столе пачки «Мальборо» сигарету и отправил ее в рот. Гостю закурить он не предложил, зная, что тот недавно бросил эту вредную привычку. Щелкнув зажигалкой и сделав глубокую затяжку, Новожихин задал очередной вопрос:

— Как вы представляете себе наши действия?

— Очень просто: надо не дать команде Тихонова выиграть те принципиальные матчи, которые остались.

— Например?

— С челябинским «Трактором» в первую очередь, поскольку тот тоже претендует на «бронзу». По мне, лучше уж пусть челябинцы ее возьмут, чем рижане. Ведь челябинский тракторный завод — это флагман нашего тяжелого машиностроения. Рабочий класс, так сказать. А кто такие эти рижане — горе-пограничники? А если мы поможем «Трактору», нам многие спасибо скажут.

Скурлатов знал, что говорил. В верхних эшелонах советской власти было много выдвиженцев с Урала, в том числе и из Челябинска. Например, тот же 1-й секретарь ЦК ВЛКСМ Евгений Тяжельников — тоже, кстати, большой любитель хоккея. Этого человека, по слухам, в ближайшее время должны были отправить на повышение — перевести на ответственную работу в ЦК КПСС и сделать в довесок куратором спорта в Центральном комитете. Да и в судейском корпусе свои челябинцы тоже имелись. Тот же Виктор Домбровский — бывший игрок «Трактора», а теперь судья № 1 в советском хоккее. Короче, резон в словах генерал-майора был. Но Новожихин слыл ушлым чиновником, поэтому всегда учитывал и интересы противоположной стороны.

— Мне кажется, челябинцы в этом чемпионате сильны, как никогда, и имеют все шансы взять «бронзу» и без нашей с вами помощи, — выпуская дым изо рта, произнес хозяин кабинета.

— Совершенно с вами согласен, Антон Макарыч, — кивнул головой Скурлатов. — Но береженого, как говорится… Короче, для верности надо бы и нам силенки приложить. Например, завтра «Трактор» встречается с московскими динамовцами здесь, в Москве. Этот матч кто судит?

— Бригада из Новосибирска.

— Вот и славненько. Новосибирск и Урал — это же почти одна вотчина. К тому же динамовцам очки особенно и не нужны — они и так без пяти минут серебряные медалисты. Но главная игра будет через недельку — та самая, о которой я говорил. Челябинцы у себя дома будут принимать подопечных Тихонова. Вот бы где победу не упустить. Если «Трактор» выиграет, то не видать рижанам бронзовых медалей, как своих ушей. А значит, не видать и Тихонову перевода в Москву.

— Если наверху решат, то никакое поражение рижан от этого перевода нас не спасет, — продолжал сомневаться Новожихин.

Прежде чем ответить, Скурлатов одним залпом осушил стакан с холодным чай, после чего поставил опорожненную емкость на стол и произнес:

— И все же этот шанс нам упустить никак нельзя. Не о себе ведь печемся — о будущем нашего хоккея.

1 марта 1977 года, вторник, Воскресенск, Дворец спорта, матч чемпионата СССР по хоккею «Химик» — ЦСКА

В армейской раздевалке стояла настороженная тишина и каждый из игроков молча готовился к важному матчу с одним из самых трудных для него соперников — Воскресенским «Химиком». Борис Александров неторопливо завязывал шнурки на коньках и вспоминал свою вчерашнюю поездку в Первую Градскую больницу к Анжеле, все еще находящейся в коме. Тренер ЦСКА Локтев всего лишь на пару часов отпустил его с базы, поскольку, будучи посвященным в эту трагическую историю, тоже переживал за судьбу несчастной девушки.

В больнице Александров опять застал маму Анжелы, а также еще одного посетителя, которого до этого он не видел — молодого человека по имени Никита. Как объяснила мама девушки, это был бывший возлюбленный ее дочери.

— Они еще в школе начали встречаться, — рассказывала хоккеисту историю этой любви Клавдия Петровна. — После школы собирались пожениться, но Анжелке вожжа под хвост попала — надумала ехать в Москву. А Никита дома остался — у него ведь мать больная лежала, не мог он ее бросить. Первое время дочь ему писала, а потом бросила. А он ее не забывал — регулярно ко мне приходил, интересовался: как там дочь, что пишет? Хороший он парень, да скромный очень. Недавно мать схоронил, совсем один остался. Только мы у него и остались.

Слушая этот горький рассказ, Александров украдкой наблюдал за Никитой, который сидел у дверей, ведущих в палату, где лежала девушка, и о чем-то напряженно думал. И, глядя на него, нетрудно было догадаться, о чем, а вернее, о ком он думает — о той девушке, жизнь которой теперь висела буквально на волоске.