Читать книгу - "Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина - Валерий Поволяев"

А вот после войны дело у него, как считал Кулак, не заладилось — «не додали лаврового листа»: ни общество, ни начальство не оценили заслуг и служебных возможностей храброго фронтовика. Кулак считал, что его заставляют прозябать, поэтому находясь в командировке в Штатах, он добровольно установил контакт с ФБР и стал «кротом». Псевдоним, который ему дали в ФБР, был женским — «Федора».

Одновременно он начал пить. И зашибал довольно здорово, поскольку через некоторое время «Федора» ушел на пенсию. К этой поре уже было известно о его предательстве, но этой недоброй новости в Центре не поверили; незадолго до смерти «Федоры» поступил еще один сигнал о предательстве — уже от другого источника, совершенно независимого.

Похоронили «Федору», как солдата, с воинскими почестями — побоялись за безопасность источников, а потом, когда опасность миновала, передали дело в суд. Посмертно Кулак был лишен всех наград.

Известна всем фигура Пеньковского — полковника военной разведки, работавшего в Государственном комитете по науке и технике.

Уже находясь на Лубянке, в камере, Пеньковский умолял корреспондента «Правды», приехавшего к нему, чтобы сделать материал (Пеньковский принял журналиста за работника ЦК КПСС, сказал даже: «Где-то я вас видел»), использовать его для двойной игры с американцами. «Я сделаю все, чтобы нанести соизмеримый с моим отступничеством вред американцам», — убеждал он журналиста, не зная, что информация о его аресте уже широко прошла в газетах.

Ущерб безопасности СССР он нанес просто огромный, в частности, выдал информацию о расположении наших ракет на Кубе, но поправить что-либо было уже невозможно, и Пеньковского после суда расстреляли.

Точно так же повел себя и Гордиевский — заместитель нашего резидента в Лондоне. Причем англичане довольно усердно расчищали путь Гордиевскому — вывели из игры его непосредственного руководителя, заместителя резидента, потом постарались выдворить из страны и самого резидента Аркадия Гука.

Гордиевский, который уже находился под подозрением, был вызван в Москву — якобы для оформления его в новой должности (должности резидента, естественно), а в Москве устроили так называемый дебрифинг (специальное собеседование, очень жесткое, целенаправленное, со многими ловушками) и практически раскрыли «крота».

Но поступило распоряжение сверху: дебрифинг прекратить, наружное наблюдение с Гордиевского снять, а самого полковника отправить на отдых в элитный подмосковный санаторий.

Из санатория Гордиевский сбежал и с помощью английской разведки ушел за кордон, в Финляндию.

Широко известна история предательства Резуна, работавшего в резидентуре военной разведки в Швейцарии. Вербовка его началась с того, что Резун обратился к одному издателю в Женеве с просьбой подобрать для него книги с новейшими разработками вооружения. Издатель оказался агентом английской разведки СИС и постарался войти в более тесный контакт с клиентом.

Это у него получилось. Резун выдал издателю характеристики последних советских танков, за что получил вознаграждение — так называемый «авторский гонорар».

После этого дело пошло к вербовке, а поскольку у Резуна при виде денег жадно загорались глаза, стало понятно, что перед вербовкой он не устоит.

В конце концов ему подсунули соблазнительную женщину — агента СИС, и дело было завершено: Резун продался окончательно.

Английская разведка работала с Резуном год — агентом он оказался плохим, не смог даже (ради повышения своего веса в ГРУ) завербовать одного иностранца, с которым были проведены предварительные действия, и он был готов к вербовке. Разочарованию англичан не было предела…

И тем не менее, когда Резун сообщил им, что находится на грани провала, его вместе с семьей вывезли в Лондон.

Ныне Резун пишет довольно плохонькие книги, рассказывает миру о «преступлениях» советской разведки, рождая одну страшилку за другой. Но все страшилки эти — обычные небылицы, которые легко высосать из пальца, было бы только желание писать. Правда, к желанию надо добавить еще и умение, а это имеется не у всех «писателей».

Вообще-то Евгению Максимовичу за время работы в СВР довелось сталкиваться с фактами прелюбопытнейшими.

Как-то ему сообщили, что в одной из европейских стран на Центр очень эффективно, грамотно работал ценный сотрудник. Информация, которую он выдавал связникам, была свежей, необходимой, всегда била в точку. И вдруг ЧП — этот ценный сотрудник прекратил работу на нас. В чем дело?

Стали выяснять, что же именно побудило секретного сотрудника принять такое серьезное решение — очень уж не хотелось терять его. Хотя в таких случаях все «связи незамедлительно замораживаются, — как писал впоследствии Примаков, — проводится многосторонний анализ всего периода сотрудничества, и “подавшее на развод” лицо исключается из агентурной сети».

Но здесь решили понять до конца, тщательно проанализировать, что же произошло, в чем причина? Причина оказалась проста: источник заявил, что «в связи с отказом России от коммунистической идеологии он не находит больше смысла продолжать работу на нашу разведку». Новая Россия — не для него.

Примаков продиктовал источнику личное письмо, в котором «попытался показать, насколько и в новых условиях важна для стабильности в мире сильная Россия и как этого не хотят некоторые круги, работающие в защиту тех интересов, которые не имеют ничего общего ни со стабильностью, ни с установлением справедливого миропорядка».

Ответ заставил ждать долго, но он все-таки пришел, источник вернулся к прежней своей работе, и это было приятно.

Проработал Примаков директором Службы внешней разведки довольно долго — до января девяносто шестого года, пока в зимнее утро шестого числа его не пригласил к себе Ельцин. Вызов был срочным.

Когда Примаков приехал в Кремль, Ельцин спросил:

— Как вы относитесь к назначению вас министром иностранных дел?

Примаков отказался — не хотелось уходить из «Леса»: все-таки находился там уже четыре года и четыре месяца, привык. Но это приводить в качестве довода Примаков не стал — привел несколько политических аспектов, в частности, упомянул и о газетных хвостах, о ярлыках, которые приклеивают к нему на Западе.

Ельцин выслушал его и сказал:

— Ну ладно, если категорически не хотите, повременим. Но вопрос я пока не закрываю.

Через четыре дня он снова вызвал Примакова к себе:

— Ну как, не передумали?

— Нет!

— А вот я передумал. Прошу вас принять мое предложение.

На этот раз остаться в «Лесу» не удалось. Единственное, что было обещано Евгению Максимовичу, — он еще месяца полтора поработает на старом месте, сдаст дела преемнику, подчистит портфель и только потом переместится на Смоленскую площадь.

Но пока он ехал через половину Москвы в «Лес», по телевидению, в новостях, уже передали, что он назначен на должность министра иностранных дел, а на следующий день, на двенадцать ноль-ноль, уже была назначена коллегия МИДа.