Читать книгу - "Искушение фараона - Паулина Гейдж"

– Оно не более неразумное, чем мое, – с легкой улыбкой возразила Табуба. – Я люблю бродить под пальмами по ночам, когда мне не спится. А в последнее время сон часто бежит от меня.

– Почему? – быстро спросил Хаэмуас, и горло у него перехватило от волнения. Она подняла к нему темные глаза.

– Сама не могу понять, – прошептала она, – но я чувствую, царевич, что очень одинока. Сон не спешит приходить к тем, кто лишен покоя. – Юным, безыскусным движением она сцепила руки у лица. – Мой брат не очень разговорчив, хотя он и любит меня, а Хармин… – Она пожала плечами. – Хармин – молодой человек, занятый своими переживаниями.

Она пошла от него прочь, но не в сторону дома, а дальше вглубь, туда, где темнели деревья. Хаэмуас не отставал. Он взял ее за руку, и это движение получилось совершенно естественным. Их пальцы сплелись. Она остановилась в густой тени деревьев, и он повернул ее к себе, взяв и вторую ее руку в свою.

– Я так люблю тебя, – пылко произнес он. – Мне кажется, я полюбил тебя в ту самую минуту, когда впервые увидел, когда ты шла по пыльному берегу реки. Я прежде никогда не знал любви, Табуба, такой любви, чтобы она захватила и мою душу, мою ка, и мое тело. – Выпустив ее руки, он взял Табубу за плечи, коснулся изогнутой шеи, с благоговением провел пальцами по волосам, по лицу. – Я хочу, чтобы ты стала моей, – прошептал он. – Здесь, сейчас, под этими деревьями.

– Я жажду принять тебя в свои объятия, – тихим голосом отозвалась Табуба. – Столько раз я представляла себе, как это будет, а потом, едва заглянув в твои глаза, увидела в них отражение собственной страсти… – Она потерлась щекой о его руку. – Но я не отдаюсь с той легкостью, Хаэмуас, как это свойственно многим женщинам. Я живу по строгим законам древности и бегу от тяжких пороков века нынешнего.

Хаэмуас опустился на песок, увлекая ее за собой. Ее слова едва ли затронули его сознание, он понял лишь одно – с ее губ сорвалось искреннее признание, что она жаждет его объятий со всей силой страсти. Нежно прижав ее к земле, он приник головой к ее груди, лаская рукой стройное бедро. Он развязал легкие полотняные завязки, которые нащупали его пальцы, и поднял голову. Она лежала перед ним совершенно обнаженная, слегка вздымался плоский живот, и манящие бедра сводили его с ума обещанием неизведанных наслаждений.

Он приник языком к ее животу и заскользил вниз, но она взяла руками его голову и подняла к себе, ища губами его рот. Теперь она сама целовала его, сама стонала от наслаждения и восторга и прижималась к нему с такой страстью, что он не мог больше сдерживать свое желание. Он опустился на нее всем телом, обуреваемый предчувствием победы и захваченный желанием, но внезапно она вывернулась из его объятий и, отодвинувшись чуть в сторону, легла ничком на землю. Она тяжело дышала. Хаэмуас протянул к ней руку, но она отпрянула, потом села, прижавшись подбородком к коленям.

– Не могу, – сдавленно произнесла она. – Прости меня, царевич.

Ему хотелось ее ударить. Хотелось бросить на землю, прижать своим телом и освободиться наконец от этой рвущейся наружу боли, ставшей к этому моменту почти непереносимой. Но он сдержался. Он лишь ласково провел рукой по ее волосам, тихо и нежно.

– У меня в имении есть великолепный дом, – произнес он ровным голосом. – Он большой, просторный, богато и изысканно украшенный. Рядом с домом есть сад с прудом для рыб и с фонтаном. Уже долгое время я не входил туда. Там живут несколько моих наложниц. – Он улыбнулся чуть насмешливо, но она, должно быть, не могла в такой темноте рассмотреть выражения его лица. – Уже много лет я не слишком часто их беспокою. Мне давно хватает одной Нубнофрет, однако теперь… – Он замолчал, но Табуба не подняла головы. Она сидела, уперев лоб в колени. – Теперь я хочу, чтобы ты была со мной, – продолжал Хаэмуас. – Поселись в этом доме, Табуба. Живи со мной, будь моей почетной гостьей. Всякое твое желание будет исполнено, а также все, чего пожелают твой сын и брат. Позволь мне стать твоим покровителем.

Медленным движением она подняла голову и повернулась к нему. Хаэмуас видел, как глаза у нее холодно блеснули.

– Многие царевны почтут за честь оказаться в гареме могущественных правителей, – произнесла она спокойно и отстраненно, – но я никогда не стану наложницей, не буду томиться долгими часами, ожидая человека, чью страсть ко мне потушат чары какой-нибудь юной красавицы и кто потом вообще позабудет о моем существовании. А наложница все равно остается собственностью господина и не может требовать обратно своей свободы.

– Табуба, это я, Хаэмуас, обращаюсь к тебе с таким предложением! – воскликнул он, не в силах скрыть изумления. – Я вовсе не распутник и не любитель женщин. И до конца своих дней я буду служить тебе и почитать тебя, клянусь!

– Это раньше ты не был распутником, – заметила Табуба, и в ее бесстрастном голосе слышалась мертвящая холодность. – Но разбужены могущественные силы, и ты, царевич, остановить их не в силах. И не важно, стану ли я твоей, все равно впредь ты не сможешь довольствоваться одной лишь многострадальной Нубнофрет! Возможно, ты сам еще этого не понимаешь.

– Ты вызвала к жизни эти силы! – воскликнул Хаэмуас – Ты изменила мое существование! И обращены они к тебе, и ты способна управлять ими! Я люблю тебя!

– Да, способна, – подтвердила она по-прежнему ровным, ничего не выражающим голосом. – Но, прошу прощения, царевич, я все же не могу принять твоего предложения. Я не могу подарить тебе свое тело – как поступила бы на моем месте любая потаскуха, – сколь бы страстно ты его ни возжелал. Если я покорюсь тебе, то погибну.

Хаэмуас заметил, что давно уже изо всей силы кусает губы, а его руки сами собой сжались в кулаки. Сделав над собой усилие, он разжал пальцы, расслабил челюсти и откинулся назад, прикрыв глаза. Воцарилось долгое молчание. Ни он ни она не шелохнулись. Пальмовая роща вокруг стояла тихая и молчаливая.

Потом Хаэмуас без лишней спешки встал на ноги. Уперев руки в бока, он смотрел на нее сверху вниз.

– Вставай, Табуба, – приказал он.

Она подчинилась его словам, на ходу поправляя одежду, оглаживая себя по бокам, по локтям и коленям, словно малый ребенок, которому строго-настрого наказали не выпачкать новый наряд. Она стояла перед ним, потупив взор.

– Ты ошибаешься в своих суждениях, – сказал он, – они, однако, служат подтверждением твоего благородного происхождения и высокой нравственности. Такую редко найдешь среди женщин. И от этого моя любовь к тебе, дорогая сестра, лишь усилилась. – Впервые он назвал ее именем возлюбленной, и в ответ послышался тихий, сдавленный вскрик. – Согласно закону, мне позволяется иметь еще одну жену, – смело продолжал он, хотя его второе, внутреннее, привычное, трезвое и осмотрительное «я» жаждало в эти минуты лишь одного – вернуться к своему старому, такому знакомому существованию. Эти слова вызывали ужас в его душе. – До сегодняшнего дня мне не приходили в голову такие мысли, но теперь, Табуба, все изменилось, и ты будешь моей, можешь быть в этом уверена, и если для этого потребуется жениться на тебе, я буду счастлив предложить тебе руку и сердце. – Взяв ее за подбородок, он заставил Табубу посмотреть в глаза. Ее бесстрастное, безучастное лицо ничего не выражало, глаза затуманились. – Я составлю брачный договор, согласно которому ты станешь жить в моем доме, в особых, выстроенных для тебя покоях. Ты согласна?