Читать книгу - "От Руси к России - Александр Петрович Торопцев"

местечке на середине современной Новокузнецкой улицы и кланялись басме или болвану (изваянию). То ли София, как считают некоторые историки, уговорила прекратить эту унизительную процедуру, то ли сам Иван проявил инициативу, но уже несколько лет ордынским басмам и болванам поклоны не отбивались. Супруга русского повелителя, «жена хитрая, честолюбивая», властная, знала цену себе и своему мужу. Женским тонким, изощренным чутьем она почувствовала, что пришла пора закончить с ордынцами, и часто по-женски капризно повторяла: «Долго ли мне быть рабыней ханскою?».

Софию злил ордынский дом на территории Кремля, ордынские лица, снующие туда-сюда, выслушивающие, выслеживающие. Великая княгиня, родом из семьи византийских императоров, такое безобразие терпеть долго не могла. Она написала письмо жене Ахмата и убедительно попросила у нее Ординское подворье, где ей очень хотелось построить церковь Николы Гостунского. Взамен ханше предлагалось другое место, естественно, не в Кремле. Сделка состоялась. София одержала, если верить легендам, первую «территориальную» победу над ордынцами, она изгнала их из святая святых русского народа – из Московского Кремля.

К женщинам Рюриковичи относились, как уже говорилось выше, с некоторой (во всяком случае, внешне) прохладцей. Все-таки – женщина. Она не участвовала практически ни в каких политических мероприятиях, а просто рожала Рюриковичей, и этого ей должно было хватать для полнокровной, счастливой жизни. Не хватало. И хотя активно и непосредственно государственными делами занималась в Древней Руси лишь одна княгиня Ольга, мать Святослава, но влияние женщин на политику князей было немалое, о чем лучше всего говорит судьба Ивана III Васильевича. И дело тут не в том, что София, согласно легендам, довольно-таки энергично вторгалась в дела мужа, но еще и в самом Иване, не раз советовавшемся со своей матерью.

В тот день, правда, он ни с кем не советовался. К нему во дворец явились послы Ахмата, показали великому князю басму: кланяйся, мол. Иван III взял изображение хана, вдруг рассвирепел, всегда очень осторожный, изломал образ, бросил куски его на пол и, не обращая внимания на послов, бояр, князей и слуг, стал топтать ненавистное всем русским изображение. Ярость Ивана III была откровенной и дикой, чисто женской. Но женщины такого не присоветуют никогда. В ярости женской – слабость женская. Мужчинам по-женски свирепеть никак нельзя. Стыдно. Смешно. Страшно. Искореженный, изломанный Ахмат метался под ногами князя, похожего в те мгновения… нет, не на женщину, и даже не на избалованное дитя, но на уставшего вконец русского человека: надоело ему дань платить да услужливо кланяться послам и баскакам, ханам и ханшам, басмам и болванам, надоело. Не Ахмата возненавидел Иван III и его соотечественники, но двухсотлетнее унижение, покорность данников. Надоело. Надоело делать несчастные бедные физиономии, надоело корчить из себя покорных придурков, жить абы-как, потому что на иную жизнь – настоящую, полнокровную – был наложен негласный запрет ханами, всегда готовыми изъять «излишки» жизни в свою казну. Двести сорок лет Русь жила, не желая излишков. Это – очень длительный период. Без излишков жить невозможно человеку разумному, Творцом рожденному, чтобы творить, а не жить по-звериному: день протянул и ладно. Излишки жизни – это не роскошь, это радость творца. Русские устали жить по-звериному. Им захотелось радости, великих творческих свершений.

Пора пришла гнать в шею сборщиков дани. Но… пришла ли пора? Хан Ахмат заручился поддержкой Казимира, и эти два врага могли натворить много бед на Руси.

Может быть, стоило повременить с топтанием басмы? Присутствующие при сем акте люди с волнением смотрели на разбушевавшегося князя. Да, Русь уже в шестидесятые годы XV столетия практически освободилась от жесткой опеки Орды, о чем свидетельствует строительство монументального и величественного Успенского собора в Кремле. Такое дорогостоящее удовольствие могли позволить себе только сильные люди, освободившиеся от рабской психологии, от этого тупого «как бы чего не вышло». Приглашая в Москву Аристотеля и других мастеров из Италии, Иван III мечтал о великих стройках, о великолепии града Москвы. Он не жалел средств, он был не жадный. Он чувствовал, что русский народ окончательно созрел для творчества, для красоты!

Совсем распалившись, топча ногами басму, краснея во гневе, он грозно глянул на всех и вдруг приказал… убить послов, убить гостей в собственном доме, кроме одного, которому он крикнул, еще не успокоившись от тяжкой работы: «Передай Ахмату, что если он не оставит меня в покое, то я с ним сделаю то же самое. Уходи!».

Историю с топтанием басмы не все признают реальной. В самом деле, Иван III отличался сдержанностью, мог просчитывать ходы и их возможные последствия. Таким бешеным и неуправляемым его видели нечасто. И не женщины повлияли на то, что он вдруг изломал и истоптал басму Ахмата. Женщинам еще предстоит сказать свое слово в этом деле.

Хан Золотой Орды, узнав о случившемся, воскликнул: «Так поступает раб наш!» и решил сурово наказать ослушавшихся рабов. Только жестокой, изощренной казнью, очень болезненной и очень массовой, показательной, искупали рабы всех стран и времен свою вину всегда, когда проявляли дерзость и своеволие.

С Казимиром хан решил напасть на Русь с двух сторон, и жечь, и грабить, и брать в полон, и цепями тяжелыми оковывать русских и Русь. Хорошее занятие для сильных. Литва и Орда изготовились к прыжку.

Русские тоже собирали войска. Союзник Ивана III, крымский хан Менгли-Гирей, напал на Литовскую Подолию, отвлек Казимира. Взаимоотношения русского царя и крымского хана говорят о мудрой и хитрой дипломатии первого из них. Иван III сумел разными способами привлечь на свою сторону победителя, отколовшегося от Золотой Орды ханства, натравливал его на Ахмата, на Казимира, не суля, в общем-то, великих благ Менгли-Гирею, который, надо сказать откровенно, свой союзнический долг исполнял честно, несмотря на то, что в Москве проживал его брат и враг Нордоулат, являлвшийся своего рода заложником дружбы между Русью и Крымом.

Иван III, обладая большими финансовыми возможностями и располагая крупными людскими ресурсами, пошел на риск. Надежно защитив границы своих владений вдоль Оки, он послал дружину во главе с Нордоулатом и князем звенигородским Василием Ноздреватым… в Орду! Это был ход, давно забытый русскими князьями в их борьбе со степняками, но и очень ответственный. Подобный метод боевых действий (бить противника на его же территории, его же средствами, в данном случае – налетами небольших мобильных отрядов) часто помогал разным народам мира одолевать своих врагов. Так, в частности, было в Древнем Китае, когда полководец Ли Му, научив китайцев воевать со степняками, хуннами, по-хуннски, выиграл важную для народов Поднебесной войну.

Ахмат вывел из Орды почти все свое войско. Момент был очень благоприятный. В степи остались старики, да дети, да женщины – народ не боевой, победить его несложно. Нордоулат