Читать книгу - "Мечтавший о солнце. Письма 1883–1890 годов - Винсент Ван Гог"

Помни: что касается Гогена, мы не должны оставлять идею прийти ему на помощь, если предложение приемлемо для него в таком виде, но у нас нет надобности в нем. Что до работы в одиночестве, не думай, что это меня угнетает, и не торопи событий из-за меня, этого не нужно, БУДЬ УВЕРЕН.

Для портрета девочки взят белый фон с заметным добавлением поль-веронеза; ее корсаж – в кроваво-красную и фиолетовую полоску. Юбка – королевского синего в крупный оранжево-желтый горошек. Матовые участки плоти – серо-желтые, волосы – фиолетового оттенка, брови и ресницы – черные, глаза – оранжевые и цвета берлинской лазури, между пальцами – розовая ветка лавра, так как обе кисти показаны.

651. Br. 1990: 653, CL: B13. Эмилю Бернару. Арль, понедельник, 30 июля 1888

Дорогой дружище Бернар,

уверен, ты согласишься с тем, что ни ты, ни я не можем иметь полного представления о Веласкесе или Гойе, о том, какими они были как люди и как художники, ибо ни ты, ни я не видели Испании, их страны, и многих прекрасных вещей, оставшихся на юге. И все же то, что нам известно о них, – это уже кое-что.

Само собой, если брать северян, и прежде всего Рембрандта, крайне желательно, высказывая суждение об этих художниках, досконально изучить их творчество, знать их страну, а также сокровенную, потаенную историю той эпохи и нравы страны в то время.

Говорю тебе еще раз: ни у Бодлера, ни у тебя нет достаточно ясных идей насчет Рембрандта.

Что до тебя – я буду снова и снова настаивать, чтобы ты долго смотрел на больших и малых голландцев, прежде чем составить какое-нибудь мнение. Дело не только в причудливых драгоценных камнях, но и в том, чтобы выбрать сокровища из числа сокровищ.

И затем, среди бриллиантов всегда попадается немало стекляшек. Я уже 20 лет изучаю школу своей страны, и в большинстве случаев я бы даже не стал подавать голос, когда речь заходит об этом предмете, поскольку обычно, касаясь северных художников, люди говорят совсем не по существу.

Тебе я могу лишь сказать: «Давай же! Посмотри внимательнее, это поистине окупится тысячу раз».

Если же я, к примеру, утверждаю, что картина Остаде из Лувра – семья художника: он сам, его жена, с десяток ребятишек – чрезвычайно заслуживает изучения и размышления, так же как «Заключение мира в Мюнстере» Терборха; если в галерее Лувра картины, которые лично я предпочитаю другим и нахожу самыми волнующими, часто бывают обойдены даже теми художниками, которые приходят посмотреть на голландцев, я нисколько не удивлен, понимая, что мой выбор основан на познаниях в этой области, которые недоступны большинству французов.

Но если, к примеру, наши с тобой мнения на этот счет не совпадут, уверен, позднее ты согласишься со мной. В Лувре меня расстраивает то, что тамошние Рембрандты портятся и что болваны из дирекции губят множество прекрасных картин. Скажем, раздражающий желтый тон некоторых полотен Рембрандта – следствие порчи от сырости и других причин, и я могу указать тебе эти случаи.

Сказать, каков цвет Рембрандта, так же сложно, как дать название серым оттенкам Веласкеса; за неимением лучшего можно говорить «золото Рембрандта», что и делают, но это слишком расплывчато.

Приехав во Францию, я – едва ли не лучше многих французов – прочувствовал Делакруа и Золя, и мое искреннее и открытое восхищение ими безгранично.

Все потому, что я составил себе более или менее полное представление о Рембрандте: один, Делакруа, пользуется цветами, другой, Рембрандт, – валёрами, но они равны друг другу.

Золя и Бальзак, живописцы общества, реальности во всей ее полноте, пробуждают в тех, кто ценит их, редкостные художественные эмоции, именно потому, что они схватывают описываемую эпоху целиком. И хотя Делакруа изображает человечество, жизнь в целом, а не эпоху, он все-таки принадлежит к этому же семейству вселенских гениев.

Мне очень нравятся последние слова, кажется Сильвестра, которыми заканчивается великолепная статья: