Читать книгу - "Полис, логос, космос: мир глазами эллина. Категории древнегреческой культуры - Игорь Суриков"

Из этой цитаты ясно виден оптимальный образ трудовой жизни, как он представлялся грекам. Самое лучшее – как можно быстрее и с наименьшими трудозатратами обеспечить себе, как ныне говорят, «прожиточный минимум» на год – и на этом успокоиться. Опять перед нами разительное отличие от мышления человека индустриальной эпохи, который будет работать и работать, пока возможно, даже не ставя перед собой вопрос «А не пора ли остановиться»?

В связи со сказанным уместно поставить вопрос: презирали ли древние греки труд? Иногда полагают, что так оно и было. Или – смягченная форма того же ответа на вопрос – полагают, что, во всяком случае, философы, представители духовной элиты, относились к труду с пренебрежением. И от этого ведут уже знакомую нам цепочку рассуждений: презирали труд потому, что он был уделом несвободного населения, рабов, свобода и труд признавались несовместимыми и т. д. В общем, в итоге опять же выдвигается тезис о рабовладельческом характере полисного общества. А этот тезис, как мы видели выше, неверен.

На первый взгляд некоторые суждения философов (особенно Аристотеля) вроде бы действительно дают повод думать в подобном духе. Однако на самом деле всё было гораздо сложнее. Высказывание «Греки или их мыслители презирали любой труд» будет чрезмерно категоричным и поэтому вопиюще неверным. На самом деле к разному труду и относились по-разному.

Различным видам трудовой деятельности давалась неодинаковая оценка. Самым почетным занятием считалось сельское хозяйство, особенно земледелие. В сущности, в нем видели единственную форму труда, достойную свободного человека, гражданина. И не случайно в большинстве полисов только гражданам позволялось иметь земельный надел и возделывать его. В древнегреческой философии или литературе мы отнюдь не встретим презрения к крестьянину и его труду.

Значительно более «низменной» считалась работа в ремесленном производстве. Некоторые мыслители вообще считали ее несовместимой со статусом гражданина. Так, Аристотель пишет: «Наилучшее государство не даст ремесленнику гражданских прав»^[213]. В реальной жизни такие строгости, конечно, по большей части были неприменимы, особенно в демократических полисах. В Афинах ремесленники вполне могли входить в состав гражданского коллектива. И тем не менее даже в Афинах в ремесле больше, чем в любой другой сфере экономики, был удельный вес метэков, лиц без гражданства, а также рабов.

При этом характерно, что к ремесленникам греки в полной мере относили и мастеров искусства: скульпторов, живописцев, архитекторов. Для нас это совсем уже необычно. Мы ценим поэта и художника примерно одинаково, эти слова стали даже отчасти взаимозаменяемы («поэт – художник слова» и т. п.). Совсем иначе было в античной Элладе. Для ее жителей поэт – боговдохновенный певец, почти пророк, общающийся с музами, а художник – всего лишь очень высококвалифицированный ремесленник.

Поэзией могли заниматься на досуге люди самого высокого положения, аристократы. Собственно, подавляющее большинство греческих лириков архаической эпохи (Солон, Алкей, Феогнид и др.) принадлежали к знатной элите. Но невозможно даже представить, чтобы аристократ занялся бы, скажем, ваянием или начал бы писать картины.

Пожалуй, одно исключение все-таки было. Один из знаменитейших древнегреческих художников, Полигнот Фасосский, кажется, принадлежал к знатному роду. Он участвовал в создании картин на стенах знаменитого Расписного портика на афинской Агоре. И характерно, что Плутарх специально оговаривает, стараясь оправдать живописца: «Полигнот не принадлежал к числу художников-ремесленников и расписывал портик не из корысти, а безвозмездно, желая отличиться перед гражданами»^[214]. Запомним это «безвозмездно».

А пока снова процитируем того же Плутарха, имеющего справедливую репутацию писателя-моралиста. Тот отрывок, который мы сейчас приведем, очень ярко передает отношение даже к величайшим скульпторам, внесшим колоссальный вклад в развитие мирового искусства. Плутарховское суждение поражает своей категоричной суровостью: