Читать книгу - "Генерал Скоблин. Легенда советской разведки - Армен Гаспарян"

Путь генерала Лампе и его личность могут служить для нас примером служения России. Будем помнить о нем и следовать его примеру бескомпромиссного антикоммуниста и верного долгу русского офицера, остающегося на своем посту до смерти».

Фактически о «Внутренней линии» больше никто, кроме Прянишникова, не вспоминал. Если не считать того, что в 1964 году в Бразилии вышла книга Свитова с громким названием «Язва на теле русской эмиграции». Процитирую лишь короткий отрывок из нее: «Скоблин был религиозным человеком и его главной мыслию всегда был возврат к Святой Руси и ее восстановлению. Для этой цели у него не было никаких оградительных начал и он считал себя вправе делать все. Гражданская война еще продолжалась, когда Дзержинский направил к белым, с целью осведомления, известную певицу Н.В. Плевицкую, которая была замужем за бывшим офицером артиллерии, служившим в Красной армии. Скоблин был всегда против уничтожения пленных и ему с трудом удалось вырвать из рук контрразведки чету Плевицких. Он увлекся новою знакомою. Она уговорила его поступить на службу ЧК. Планы Скоблиных были такие: он будет давать большевикам сведения, а они ему будут платить хорошие деньги. Он же в душе останется антибольшевиком, ну, а когда белые вернутся на Родину, тогда они всем им покажут. Тщеславие Скоблина и нужда в деньгах привели его в столь запутанное положение, что выпутаться из него было трудно. Мистически уверенный, что на нем лежит Божий выбор для восстановления Святой Руси, он становится двойным агентом…»

Все это очень хорошо. И даже интересно. Но только не соответствует действительности. О том, что Скоблин был религиозным человеком и обладал главной мыслью, нет свидетельств. Близко знавшие его люди об этом не вспоминали. И в письмах его подобные тезисы не содержались. Второй муж Плевицкой не был поручиком артиллерии. «Курский соловей» не была в руках контразведки белых. Можно было продолжать и дальше, но нужно ли?

А что самое интересное — нужно. Продолжим цитировать Свитова. Итак, он утверждает, что в 1929 году Шатилов вместе с Гучковым взялся формировать правительство и назначил Скоблина будущим военным министром и диктатором. Остановимся, переведем дыхание и прочтем эти слова еще раз. Согласимся, но проверим. Итак, после смерти Врангеля вся его благодать (по выражению Прянишникова) перешла на Шатилова. Генерал от кавалерии очень любил себя и власть. Но и Гучков любил себя и власть не меньше. Судя по февралю 1917 года — даже больше. Предположим на секунду, что они вдвоем действительно взялись формировать правительство. И назначили Скоблина военным диктатором, чтобы эта должность не досталась Кутепову. Свитов пишет, что он сам был в Париже и потому точно об этом знает. Весьма странно. Даже в сентябре 1937 года, на пике травли Скоблина, все утверждали, что Николай Владимирович был очень дружен с Александром Павловичем Кутеповым. Об этом говорила на исповеди Плевицкая, а сей момент любят повторять любители конспирологических теорий. Поэтому есть все основания полагать, что если бы Скоблину был предложен такой пост — он бы тут же сообщил об этом своему командиру. А Кутепов, если верить Свитову, узнал об этом случайно. И что самое замечательное, больше об этом факте никто и никогда не писал.

Обратите внимание на дату. 1929 год. Скоблин только-только восстановлен в должности командира полка. Неужели кто-то всерьез поверит, что первое, что будет делать в такой ситуации Николай Владимирович — пакостить Кутепову? И не надо говорить, что он специально раздувал в тот момент интриги, выполняя задание Москвы. До вербовки оставался еще целый год.

Но и это еще не все. Свитов утверждает, что Скоблин и Туркул планировали устроить переворот еще в Галлиполи. Доказательств не приводится, да и бог с ними. Поверим, что так и было. Но зачем же тогда Гучкову ставить на пост диктатора такого человека? Чтобы он в первый же день приказал его расстрелять за февраль 1917 года, а Туркул с радостью привел бы приговор в исполнение? Или Александр Иванович уверовал, что убежденный монархист Николай Владимирович Скоблин скажет: «Да правильно сделали все тогда, давайте, господин Гучков, продолжайте дальше в том же духе»? Если сам Свитов пишет, что Врангель понимал, что Скоблин был хорош только в бою и как политик был очень слабым, неужели этого не понимал его начальник штаба? А куда делась в этот момент благодать Петра Николаевича, перешедшая целиком на Павла Николаевича? И как все это корреспондируется с утверждениями Прянишникова, что Скоблин сам неоднократно говорил: «Возглавить РОВС должен Шатилов»? Почему будущий диктатор России не лоббировал свою кандидатуру? Если бы такой факт имел место, Прянишников бы этом с радостью написал.

А почему, собственно, именно Скоблин должен был стать военным министром и диктатором? Среди начальников первого армейского корпуса в 1929 году было гораздо больше авторитетных и известных людей, чем Николай Владимирович. Он, как и Туркул с Пешней, относился к категории «молодых генералов», которым «старые» не очень-то и доверяли. Это первое. Скоблин на тот момент не входил еще во «Внут. линию», которая только-только начинала действовать. И с Шатиловым особо дружеских отношений тогда не поддерживал. Это второе. А есть и еще малость: а кем тогда в этом правительстве видел себя Шатилов? С Гучковым — понятно. Это премьер-министр. А Шатилов? Министр парфюмерной промышленности? Или министр плодородных земель? Совершено очевидно, что Шатилов мог видеть себя при премьере Гучкове только диктатором.

Подобным вздором эмигрантская литература переполнена с избытком. Но есть и вовсе удивительные воспоминания. К примеру — адъютанта Корниловского ударного полка капитана Григуля. В 1967 году в Париже вышла юбилейная памятка — «50 лет корниловцам». В ней, в частности, содержалась его статья «Корниловцы в рассеянии». Разумеется, не обошлось в ней и без «Дела Скоблина»: «Праздник 20-летия полка состоялся в Париже 21 сентября 1937 года. Собрались, во главе с командиром полка генералом Скоблиным, корниловцы из Франции и Бельгии; почетными гостями были генерал Миллер, генерал Деникин, генералы Шатилов, Богаевский, Стогов, Кусонский, адмирал Кедров и специально приехавшая из Брюсселя наша родная Наталия Лавровна, дочь нашего шефа, генерала Корнилова. Присутствовали представители воинских частей и общественности. При знаменах, с почетными часовыми, в переполненном соборе служили молебен; затем был в ресторане роскошный банкет.

А на следующий день генерал Миллер исчез. Вот что произошло: Скоблин предложил адъютанту полка капитану Григулю с женой проводить (вместе с Плевицкой) отъезжавшую Наталию Лавровну; затем Скоблин, Трошин и Григуль посетят генералов Деникина и Миллера, чтобы поблагодарить их за вчерашнее присутствие на празднике. Оказалось, что генерал Миллер, покинув утром дом, еще не возвратился. Побывав у генерала Деникина, снова поднялись к Миллеру — генерала не было. Его супруга в сторонке высказала Григулю свою тревогу, пообещав позвонить, если генерал не вернется к ночи. Около 10 часов ночи Наталия Николаевна Миллер позвонила — генерал не возвратился. Свою тревогу она сообщила адмиралу Кедрову, который спешно созвал в канцелярию РОВС (улица дю Колизэ) генералов Кусонскогого и Стогова и полковника Мацылева. Последний привез из отеля и Скоблина.

Оказалось, что в папке генерала Кусонского была записка, в которой генерал Миллер отметил: „Утром в сопровождении Скоблина еду на свидание“. Вразумительных объяснений Скоблин не дал, и адмирал Кедров предложил всем отправиться в полицию. Все поднялись, Скоблин вышел первым и… исчез! Наутро Плевицкая, вся в слезах, пришла в семью Григуль: „Колю ночью Мацылев увез на улицу Колизе; я прождала до утра, а Коли все нет…“ Подъехала полицейская машина; Плевицкой было предложено ехать в префектуру вместе с И.Я. Григулем и его дочерью, в качестве переводчицы. Плевицкая была арестована. Днем выяснилось, что Скоблин, сбежав из канцелярии РОВС, постучался к нашему капитану Кривошееву и попросил взаймы 2–3 сотни франков: „Кошелек дома забыл!“ С этим и все концы в воду. Факты же сами за себя свой вывод сделали.