Читать книгу - "Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР. 1928-1941 - Франсуа-Ксавье Нерар"

С корреспонденцией, поступившей в ждановскую комиссию, работа велась иначе, чем с сигналами, обычно проходившими через отдел писем. Небольшое количество писем позволило очень тщательно их проработать. Письма были написаны от руки, чаще всего их перепечатывали в секретариате комиссии, чтобы было легче читать. Члены комиссии оставили на них свои пометки и замечания красным и синим карандашом. Вся совокупность того, что обычно называют «компрометирующими материалами», вычленена и классифицирована. Службы Маленкова выпустили документ, который обобщает все сведения, полученные благодаря этим информаторам{673}, и «карточки», содержащие в сжатом виде обвинения в адрес каждого из членов редколлегии{674}. Затем проводившие чистку тщательно отобрали из полученных фактов те, которые позволили им получить результат, по-видимому, заготовленный заранее.

Так, некоторая часть информации, содержащейся в письмах, не используется напрямую или просто игнорируется. Например, множество упреков звучит в нескольких письмах в адрес Ровинского, одного из членов редколлегии: его обвиняют в зажиме критики, в «семейственности», пишут, что он «бывший меньшевик» и, следовательно, «меньшевик в жизни»{675},[211]что он работал с врагами народа и сочувствовал им. Но комиссия тем не менее не предлагает его уволить. Наоборот, он остается в редколлегии секретарем. Свою порцию обвинений получает и Никитин, другой руководитель газеты и одновременно сотрудник Агитпропотдела ЦК. По словам авторов писем, он — «пьяница», организовывал пьянки с участием позднее разоблаченного «врага народа»{676}. Этого руководителя ждет наказание, его снимают с работы в ЦК, и комиссия считает необходимым его дело «передать на обсуждение Партколлегии»{677} — формулировка, означавшая последующее исключение из партии.

Нападкам корреспондентов на отдельных людей уделялось при расследовании не меньше внимания, чем высказанным в письмах замечаниям по организации работы службы. Об этом можно судить, например, благодаря фрагментам, подчеркнутым цветным карандашом{678}. Кроме того, окончательный отчет, посланный Жданову 5 января 1939 года, написан скорее в техническом ключе. Он достаточно точно, как мы могли убедиться выше, описывает работу службы. Но в приложениях, содержавших выдержки из писем, собраны очень яростные и очень личные фрагменты{679}: четыре женщины обвиняют Капустина в его связях с прекрасным полом, пишут о «похабных» жестах и «панибратских взаимоотношениях».

Точно так же помощники Маленкова отказываются объяснять причины проблем в работе отдела писем объективными трудностями, в частности обилием поступающей корреспонденции, они ищут конкретного виноватого, и это — типичная реакция тридцатых годов. На сотрудников сектора заводят несколько биографических карточек, чтобы попытаться выявить в жизни этих людей слабости, которыми можно было бы все объяснить. Все или почти все имеют «темные пятна» в своей биографии. Так, дореволюционные заслуги Капустина — его участие в политической деятельности преуменьшены, поскольку нет уверенности, к какой именно партии он принадлежал, его аресты — тем, что его быстро выпускали, а его приговор — тем, что он был отменен… Необоснованное использование псевдонима также, по-видимому, представляет проблему[212]. У Гришелевича есть родственники в Польше. Детство Солодова и его социальное происхождение неясны. Кроме того, он сотрудничал с «врагом» Эйхе[213]в Западной Сибири с 1929 по 1933 год. Сестра Зискис, помощницы Капустина, живет в США и знакома со студентом, ранее арестованным как «враг народа». Дежурный сотрудник отдела писем по приемной «Правды» Резников «регулярно общался» со своей сестрой и ее мужем, арестованными НКВД в июле 1938 года.

Бормотовой, отвечающий за письма с Северного Кавказа, ставят в вину арест органами НКВД «брата матери <…> бывшего эсера». Мы видим: при изучении биографий особое внимание уделяется шероховатостям, пробелам и, поскольку на дворе 1938 год, отношениям и связям (обвинения в связях с «врагами народа» еще отчетливо присутствуют в головах работников комиссии, даже если основная волна террора уже прошла) различных сотрудников.

Помимо критического анализа биографий, большой упор делается на «моральные» качества руководителей. Так, Капустин описан так: «…грубый, использует свое служебное положение, в моральном отношении разложившийся». На основании заявлений его сотрудников, его обвиняют в том, что он «бабник», в сексуальном преследовании своих починенных, в том, что у него есть любимчики (любимицы), «которым он представляет всякого рода привилегии в виде повышенной зарплаты, сверхурочных, премий и гонорара». Наконец, и это еще более распространенный упрек, он якобы деспотически управлял своим отделом, зажимая какую бы то ни было критику{680}.

Капустин прекрасно все понимает. Когда, затравленный, он обращается в комиссию, чтобы защитить себя, он завершает свое письмо соображениями личного характера, может быть, как раз потому, что как специалист по работе с «сигналами», знает болезненные точки, черты, которым придается наибольшее значение:

«Я нередко говорил женщинам ласковое слово, обнимал за плечи, звал в буфет. Но делал все это я из чисто товарищеских побуждений и никто не сможет доказать, что я с кем либо в “Правде” был связан половой жизнью. Никто не сможет и не докажет этого никогда.