Читать книгу - "Кукловоды Третьего рейха - Валерий Шамбаров"

Что ж, Сталин оценил позитивные сдвиги, сделал следующий шаг. Он отправил в отставку Литвинова-Валлаха. А советские дипломаты в Берлине весьма прозрачно поясняли, что эта отставка, «вызванная его политикой альянса с Францией и Англией», может привести к «новой ситуации» в отношениях между СССР и Германией. Наркомом иностранных дел был назначен Молотов. Гитлер немедленно отозвался. Советский Союз получил предложения о выгодных товарных кредитах, а 30 мая послу в Москве была направлена инструкция: «В противоположность ранее намеченной политике мы теперь решили вступить в конкретные переговоры с Советским Союзом».

Падение Литвинова наконец-то подтолкнуло и англичан. Хотя с их стороны особой заинтересованности не просматривалось. Реальных сдвигов к созданию системы коллективной безопасности так и не последовало. Британское правительство всего лишь «приветствовало инициативу» создания единого фронта. Вопрос о советских гарантиях странам Восточной Европы был обойден молчанием. Сами же эти страны воспринимали предложения о русской военной помощи чуть ли не в качестве оскорбления! Отказом не ограничились, продолжали перемывать эту тему в газетах, парламентах, раздувая бешеную и бессмысленную антисоветскую истерию! Латвия и Эстония вместо переговоров с Москвой 31 мая предпочли подписать пакты о ненападении с Германией (вот наивные-то!).

Тем не менее, Сталин не обращал внимания на вспышки русофобии, не прерывал диалог с державами Запада. Если, конечно, обмен лицемерными высказываниями и нотами можно было назвать диалогом. Но в любом случае это позволяло сохранять свободу выбора, добиться для СССР более выигрышных условий. Англичане вроде бы согласились на переговоры, 12 июня прислали в Москву специального представителя Стрэнга. Хотя он оказался второстепенным чиновником, не имел никаких полномочий, норовил всего лишь «консультироваться». 15 июня советская сторона прервала бесцельное переливание из пустого в порожнее, предложила перевести переговоры на уровень военного командования. Запад согласился и… опять надолго замолчал.

Миновал июнь, июль. Нет, это был не Мюнхен, когда к Гитлеру примчался на самолете Чемберлен и вмиг все решилось. Эффективных соглашений с Москвой Лондон и Париж и впрямь не желали, а делегатов присылали лишь для того, чтобы успокоить собственную общественность. Да что уж говорить — не желали соглашений! Англичане подло лгали. По-прежнему силились натравить немцев на Россию! В Москву был отправлен ничего не значащий Стрэнг, а в Лондоне в это же время начались тайные переговоры с нацистами! И начались они по инициативе не немцев, а англичан!

Официальным прикрытием для переговоров стала международная конференция по китобойному промыслу. Но на нее был приглашен полномочный представитель Геринга тайный советник Вольтат. В Лондоне он заседал в кулуарах с Горацио Вильсоном, ближайшим советником и «серым кардиналом» Чемберлена, и речь велась вовсе не о китах. Вильсон представил Вольтату ни больше ни меньше чем план передела мира! Тут уж не Мюнхеном, а «супермюнхеном» дело пахло. Немцам предлагали всю Восточную и Юго-Восточную Европу [7]! Берите, владейте и воюйте с русскими, а мы поможем. Активным сторонником дальнейших уступок Германии и антироссийского альянса с ней выступал и посол США в Лондоне Кеннеди.

1 августа советник германского посольства в Англии Кордт доносил в Берлин: «Великобритания изъявит готовность заключить с Германией соглашение о разграничении сферы интересов…» Сообщал, что англичане обещают свободу рук в Восточной и Юго-Восточной Европе и не исключают отказ от гарантий, предоставленных «некоторым государствам в германской сфере интересов» [149]. То есть Польше. Кроме того, Англия обещала нацистам прекратить переговоры с Москвой и надавить на Францию, чтобы та разорвала союз с СССР. Напомню, в это же время в Токио англичане заключили договор с Японией, признав ее завоевания в Китае и по сути подталкивая на русских…

А советская агентура в Англии и в Японии работала хорошо. Сталин об этих переговорах знал. Конечно, поступающая информация никак не располагала к доверию и дружбе. Зато немцы вели себя куда более лояльно, выражали искреннее стремление к сотрудничеству. 3 августа началась разработка дружественного договора. Она велась одновременно в Москве и Берлине, но осуществлялась в атмосфере настолько глубокой секретности, что о даже в правительствах и военном командовании СССР и Германии о ней знали немногие [11].

Не знали и англичане с французами. Они раскачались аж 5 августа, направили в Россию миссию адмирала Дрэкса и генерала Думенка. Эта делегация настолько не торопилась, что пустилась в дорогу не на самолете и даже не на поезде, а на корабле. Добралась до Москвы 11 августа. И опять же, прибыла «для галочки», дабы изобразить готовность договариваться. Дрэкс и Думенк были начальниками невысокого ранга и полномочия имели очень расплывчатые (у Дрэкса вообще не оказалось письменных инструкций). Когда Ворошилов назвал количество дивизий, которые наша страна готова выставить в состав союзных вооруженных сил, представители Англии и Франции промямлили неопределенные, чисто символические цифры.

С нацистами они вели переговоры на куда более высоком уровне, и обещания раздавали куда более щедрые. Но на этот раз для Гитлера закулисные интриги в Лондоне были отвлекающим маневром. Он густо добавлял дезинформацию, 11 августа встретился с верховным комиссаром Лиги Наций Буркхардтом и «доверительно» поведал ему: «Все, что я предпринимаю, направлено против России. Мне нужна Украина, чтобы нас не могли морить голодом, как в прошлую войну».

А тем временем советская сторона рассмотрела германский проект договора, выдала ряд замечаний — дополнить договор торговым соглашением, четко разграничить сферы интересов в Восточной Европе. 19 августа немцы согласились с этими условиями, и только после этого Сталин донес информацию о предстоящем соглашении до членов Политбюро. Для простых граждан информация была обнародована еще через два дня. 21 августа в 23 часа германское радио передало, что Третий рейх и Москва договорились заключить пакт о ненападении.

Среди европейских политиков и даже среди германских генералов это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Как ни парадоксально, но последней обо всем узнала англо-французская делегация в Москве. Она германского радио не слушала, утренних европейских газет не читала. 22 августа Дрэкс, Думенк и сопровождающие их лица искали Ворошилова для очередного бездельного заседания, а маршал почему-то опаздывал, и никто не мог толком ответить, куда он отлучился. Ворошилов появился только после обеда и огорошил иностранцев заявлением: «Вопрос о военном сотрудничестве с Францией висит в воздухе уже несколько лет, но так и не был разрешен… Французское и английское правительства теперь слишком затянули политические и военные переговоры. Ввиду этого не исключена возможность некоторых политических событий…». Вечером в Москву прилетел Риббентроп, и был подписан пакт о ненападении. В дополнение к нему были оформлены секретные приложения, признававшие, что Западная Украина, Западная Белоруссия, Прибалтика и Бессарабия входят в зону влияния Советского Союза. По сути, русским предоставлялось забрать их.

Но в этот же день, 22 августа, Гитлер созвал в Оберзальцберге совещание высших военных чинов. Разъяснил смысл сделанного шага, расставил ориентиры дальнейшей политики. Говорил, что наступило время войны с Польшей и с западными державами, что предстоит «сначала выступить против Запада, а потом уже против Востока. Нам нет нужды бояться блокады. Восток будет снабжать нас зерном, скотом, углем… С осени 1933 года… я решил идти вместе со Сталиным. Сталин и я — единственные, кто смотрит только в будущее… Несчастных червей — Даладье и Чемберлена — я узнал в Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы атаковать нас. Они не смогут осуществить блокаду. Наоборот, у нас есть наша автаркия и русское сырье… В общем, господа, с Россией случится то, что я сделаю с Польшей… Мы разобьем Советскую Россию. Тогда взойдет солнце немецкого мирового господства» [149]. Таким образом, гитлеровский вариант «плана Шлиффена», о котором он упоминал еще в начале 1930-х, — сперва разгромить Запад, а потом напасть на СССР — остался в силе. Пришла пора его выполнять.