Читать книгу - "Салтыков - Сергей Мосияш"

— Каков гарнизон в городе? — спросил генерал.

— Примерно три батальона пехоты.

— А конница?

— Конницы мало. Теперь мало…

— Из кого сформированы батальоны? Из немцев?

— По большей части из пленных французов, австрийцев и даже русских. Немцев король всех забрал с собой.

— Где сейчас Фридрих?

— Говорили, в Силезии.

— К нему посылали кого-нибудь?

— Да. Как только дозоры донесли, что вы перешли Одер, к нему поскакал гусар Корф.

Фридрих выслушал Корфа, обернулся к Притвицу:

— Немедленно ко мне принца Вюртембергского и генерала Гильзена.

— Есть!

Принц и генерал явились почти одновременно.

— Фриц, — обратился король к принцу, — русские идут к сердцу моего государства, и я боюсь думать сейчас, что творится в Берлине. Там практически нет гарнизона. Вы с Гильзеном выступаете немедленно и скачете во весь опор к столице. Постарайтесь распространить слух, что в вашем отряде и я — король Пруссии. Как только разобьете русских, немедленно шлите мне реляцию. И занимайте оборону, в городе достаточно пушек и пороха. Русские не должны взять Берлин. Вы слышите? Не должны!

По отъезде принца Вюртембергского и Гильзена в палатку короля явился брат его Генрих.

— Почему ты сам не поскакал к Берлину? — спросил он.

— Я не могу разорваться.

— Но там же столица и к ней скачут русские!

— У них выбыл из строя главнокомандующий Салтыков, единственно стоящий командир. И кроме того, мне донесли, что на Берлин идет Тотлебен, его мне нечего боятся. Он саксонец, у меня в руках его жена, сын. Так что с ним я смогу договориться. Не думаю, что он там долго задержится, слишком велик его отрыв от своих. Забыл Гаддика? Вошел и тут же удрал из Берлина.

— Удрать-то удрал, но и содрал с города двести шестьдесят тысяч талеров контрибуции. Да и когда это было, три года назад.

— Но я надеюсь, на этот раз Гильзен и принц Фридрих опередят их. Конечно, я допустил ошибку, оставив в кассе Берлина слишком много денег, надо было увезти их с собой.

— Но тогда б остановились фабрики.

— Вот именно. Кто ж знал, что при больном главнокомандующем они решатся идти на Берлин. Я надеялся, что они и из Польши не высунутся.

Тотлебен с помощью казаков перерезал важнейшие дороги, ведшие к Берлину — от Котбуса, Кепеника и Бранденбургские. Покончив с гусарами, он установил между Котбусскими и Бранденбургскими воротами артиллерию, но прежде чем открыть огонь, решил предложить миром сдать город. Вызвав к себе капитана Фафиуса, приказал ему:

— Берите барабанщика и белый флаг, ступайте к Бранденбургским воротам. Скажите, что генерал Тотлебен требует сдать город, в противном случае мы откроем артиллерийский огонь.

Фафиус с барабанщиком отправились к воротам, но скоро воротились ни с чем.

— Ну что вам сказали?

— Нам сказали, что город не сдадут никогда.

Тотлебен подскакал на коне к артиллеристам, крикнул:

— Бейте брандкугелями по королевскому замку и литейному двору!

С первых же снарядов в городе возникло несколько пожаров. Жители бросились их тушить, благо город рассекала река Шпрее с протоками и воды для тушения огня вполне хватало.

Обстрел шел до полуночи и вдруг прекратился. Гренадеры под покровом ночи пошли на штурм Бранденбургских ворот, но взять их не смогли. Были отбиты сильным ружейным огнем.

И снова начался артиллерийский обстрел, но в три часа ночи прекратился — кончились заряды.

На рассвете из города к русским перебежало несколько дезертиров из гарнизона. В основном все они были из военнопленных — французы и русские. Они сообщили Тотлебену, что город готов сдаться, но неожиданно прибыл гонец от короля с сообщением, что к ним идет сикурс. Теперь берлинцы надеются на выручку.

Тотлебен тут же отправил записку Чернышеву: «Граф, со стороны Силезии подходит корпус генерала Гильзена, прикройте меня. И пришлите мне пушечных зарядов, мне нечем бомбардировать город».

Едва за лесом завиделись пруссаки, как Чернышев пустил на них лаву казаков. Панин атаковал во фланг. Прусскому корпусу поневоле пришлось остановиться и принять бой.

Русские действовали наскоками, стараясь не ввязываться в затяжное сражение — чисто казачий прием. Причем налетали то с одной, то с другой стороны. Это раздражало и принца Вюртембергского и генерала Гильзена.

— Они клюют нас как вороны орла, — возмущался принц.

— Орел хоть может улететь. А мы?

Пруссаки, спешившие к Берлину, не взяли с собой ни одного орудия, дабы не замедлять марша. Да и к чему они, если их достаточно в Берлине.

Если днем почти беспрерывно происходили кавалерийские сшибки, то ночью снова начался артиллерийский обстрел прусских позиций.

Русские пушкари, приметив днем основные цели, лупили в ту сторону картечью. Если в это время русские кавалеристы отдыхали, готовясь со светом возобновить атаки, то прусские гусары, спасаясь от визжащей в воздухе картечи, разбегались, прятались и все равно несли потери в людском и в конском составе.

Был ранен в голову и сам Гильзен. Во время перевязки ему сообщили, что русские, пользуясь темнотой, окружают их, и генерал приказал отходить в лес. Еще раньше отвел свою дивизию и принц Вюртембергский.

С рассветом граф Чернышев не обнаружил противника.

На том месте, где были пруссаки, валялись лишь трупы людей и лошадей да бродили кони, потерявшие своих хозяев. Их тут же переловили казаки, для которых это был самый желанный трофей — конь с седлом.

Чернышев с Паниным послали в Берлин офицера с требованием сдать город, но тот вскоре воротился и доложил:

— Ваше сиятельство, генерал Тотлебен уже принимает капитуляцию.

Чернышов с Паниным переглянулись. Панин усмехнулся:

— Наш пострел везде поспел.

— Что он сейчас делает? — спросил Чернышев посыльного.

— Он составляет условия сдачи города вместе с комендантом.

Тотлебен слегка пожурил коменданта генерала фон Бохова за упрямство и предложил для военных самые почетные условия. Все они получали свободный выход из города со своим имуществом и даже с личным оружием. Но выходят незамедлительно, могут с музыкой и знаменами.

— Благодарю вас, ваше превосходительство, — сказал комендант. — С кем имею честь?

— Генерал Тотлебен.

— Я буду помнить о вашем великодушии.

Но когда военные ушли из города, Тотлебен, прибыв в магистрат, поставил перед правлением жесткие условия: