Читать книгу - "Смертники Восточного фронта. За неправое дело - Расс Шнайдер"

— Задействуй мозги, Шрадер. Пусть двое твоих солдат будут наготове, как только закончится огонь.

Шрадер кивнул, но губы его были недовольно поджаты. Черт, этот ненормальный лейтенант прав — он точно позабыл, что у него есть мозги. Потому что сейчас он вернулся снизу, где осмотрел почерневшее тело Крабеля. Ему было странно видеть, как лейтенант сорвался — то ли лишь на секунду, а может, и насовсем.

— Вперед! — крикнул Гебхардт на солдат второго взвода. Он сильно нервничал, но тем не менее был исполнен решительности вести за собой вверенных ему солдат. И они вышли из блиндажа под огонь, споткнувшись у выхода, потому что тела их вздрагивали от взрывов.

Шрадер опустился на колени перед Кордтсом. Тот посмотрел ему в лицо, которое находилось от его собственного всего в нескольких сантиметрах.

— Фрайтаг, возвращайся к пулемету. Заряжай!

Шрадер поднял голову к амбразуре, однако тут же пригнулся, ощутив лицом силу ударной волны, хотя так ничего и не увидел. Он раздраженно потянул пулемет вниз, удивленный тем, что тот еще цел, и бросил его на пол у ног Кордтса. Пулемет был очень тяжел. Кордтс поморщился и что-то сказал. Однако спустя считаные секунды после того, как Шрадер стащил его вниз, артиллерийский огонь прекратился, и они втроем — Кордтс, Шрадер и Фрайтаг — снова установили его перед амбразурой. Фрайтаг с завидным проворством навел прицел. Кордтс сначала наблюдал за ним, а затем глазом припал к резиновому окуляру.

— Он сломан, — сказал он.

Он слишком устал, чтобы честно признаться, что ему просто не хочется подставлять себя под вражеские пули. Поэтому он лишь выпрямился и взялся за спусковой крючок, тупо глядя перед собой, как он делал это всего час назад. Смешавшись с дождем, пыль образовала густую завесу, однако сквозь нее было видно лучше, чем сквозь черное маслянистое облако, окутывавшее танк. Бронемашину артиллерийским огнем наверняка разнесло на куски, потому что где-то поблизости под дождем шипели раскаленные обломки. Кордтс явственно слышал это шипение, тем более что несколько секунд было тихо, и лишь потом дружно заговорили пулеметы «Гамбурга», в том числе и его собственный, обеспечивая огневую поддержку отряду Гебхардта.

Силы русских перед «Гамбургом» к этому моменту уже заметно поредели, и на этот раз Гебхардт дошел-таки до моста через Ловать и занял там передовые позиции. Спустя несколько дней за проявленное мужество он получил Железный крест, а спустя еще несколько обрел неглубокую могилу среди руин.

Ночью к Гебхардту в помощь отправили пулеметчиков, второй взвод и саперов. Солдаты Шрадера, а также те, кто обслуживал противотанковое орудие, остались внутри «Гамбурга» или в непосредственной близости от него. Старшим назначили Хазенклевера. Радиостанция Гебхардта рядом с мостом была уничтожена, и к Хазенклеверу явился вестовой, чтобы тот доложил обстановку в районе моста командованию, находившемуся в «Синг-Синге».

Фон Засс остался доволен и даже захотел лично поговорить с Гебхардтом. Когда же ему сказали, что тот продолжает наступление, генерал поздравил Хазенклевера. В разговоре он несколько раз подчеркнул, как важно удержать мост.

— Так точно, — ответил Хазенклевер, — однако герр лейтенант уже отдал приказ подложить под него взрывные заряды.

— Верно, — ответил в свою очередь фон Засс, — это единственно правильное решение в случае чрезвычайной ситуации. Однако следует думать позитивно, и, если это возможно, необходимо попытаться удержать мост. К нам движется пополнение, и этот мост еще может оказаться для нас крайне важен.

Фон Засс имел смутное представление о том, что говорит, или же в последнее время он слишком устал. «Гамбург» располагался в северной части города, в то время как группа Волера направлялась к Войлочной фабрике. Разумно или нет, однако он полагал, что этот мост, как и любой, следует удерживать как можно дольше, потому что одному богу известно, какими окольными путями придется пользоваться потом и как это скажется на их последующих действиях.

Хазенклевер если и понимал эти тонкости, то лишь крайне смутно. Впрочем, о том, что движется пополнение, им сказали еще несколько дней назад. Фон Засс говорил спокойно и гладко, возможно даже, чересчур спокойно и гладко, однако Хазенклевера его голос взбодрил. Он думал лишь о вверенном ему участке, о том, что хорошо бы получить в свое распоряжение свежие силы. И хотя он считал, что ему не подобает просить генерала о подобных вещах, тем не менее он попросил.

— Какова ситуация у Гебхардта?

Хазенклевер выглянул в амбразуру, однако тишина — относительная тишина — была даже более красноречивой, чем звуки боя. В ответ он сказал лишь, что враг еще не предпринимал контратаки, хотя внутренний голос подсказывал ему, что ее нужно ждать с минуты на минуту, а пока враг затаился и ждет.

— Отлично, фельдфебель. Резервы есть и пребывают в боевой готовности. При необходимости пришлю их в ваше личное распоряжение, однако пока я держу их в центре, на тот случай, если обстановка потребует переброски в другую точку. А вы молодцы. Передайте Гебхардту, чтобы он при первой же возможности связался со мной по радио. Мне нужно с ним поговорить. А еще лучше — отправьте к нему еще одного связиста.

— Так точно, герр оберст!

Поговорив с фон Зассом, Хазенклевер взбодрился хотя бы потому, что генерал разговаривал с ним уважительно, как и с любым офицером. И хотя порой бывает трудно отличить правду от лжи, по крайней мере в иные моменты такая видимость искренности способна успокоить нервы, а это уже немало. Теперь, в отличие от остальных, нервы Хазенклевера не были взвинчены до предела, однако он задумался о том, что, по всей видимости, будет вынужден взять на себя командование, если Гебхардт не вернется из боя за мост, а помощь из центра города не поступит. Ладно, куда деваться, ничего не поделаешь, вот только закурить бы. Ему хватило бы даже полсигаретки, отрешенно подумал он. Теперь курево им выдавали скудно, и это сказывалось. Сила воли, воздержание, напряжение. От этого никуда не деться. Он осторожно переломил сигарету пополам, аккуратно собрал табачную крошку во вторую половину, и лишь затем поднес сигарету к губам. Оставшуюся же половинку бережно положил в карман.

Кто-то из солдат поднес ему спичку, и Хазенклевер кивком поблагодарил его. Он сделал одну затяжку, опустил сигарету, чтобы никто не заметил в ночи красный огонек, и выглянул в амбразуру. Затем отступил в сторону и использовал эту короткую передышку для того, чтобы докурить сигарету. Вокруг царила тишина и спокойствие, такие же как и внутри его самого — точно так же, как всего несколько часов назад здесь и там царил оглушающий грохот. Докурив, он бросил окурок и снова выглянул в амбразуру.

Заметив солдата, он щелчком пальцев подозвал его к себе и велел идти к мосту, чтобы отнести туда вторую рацию.

— Будь осторожен. Другой у нас нет, так что принеси ее назад.

Спустя несколько минут он все еще смотрел в амбразуру, когда небо осветила сигнальная ракета. Он выругался. Радист и солдат, которого он отправил на мост, бросились на землю. В ослепительно-белом свете ему было видно, как они затаились среди обломков кирпича. Затем ракета с шипением погасла, и вернулась темнота. Хазенклевер прислушался: ага, эти двое встали и двинулись дальше. Когда небо осветила вторая сигнальная ракета, он снова увидел их. Впрочем, не только их, но и в те секунды, пока было светло, заметил какое-то движение на мосту. А потом они вновь исчезли, словно перепуганные ночные животные. Русские в течение всей ночи вели по мосту огонь, скорее в целях устрашения, нежели как часть наступательных действий. Однако сейчас стояла тишина, и вспышка ракеты лишь еще сильнее подчеркнула ее. Шипящий свет на какое-то мгновение завис над головой, после чего медленно поплыл, пересекая черную пустоту, роняя по пути бесчисленные мелкие огни, и казалось, что с небес падает легкий светящийся дождик.