Читать книгу - "Та, которая свистит - Антония Сьюзен Байетт"

– Представлял себе логарифмическую линейку и работал с ней, – вставил Маркус.

– А ты занимаешься мыслящими машинами, мозгом-компьютером.

– Пытаюсь. Но ничего не получается. В основе всего – формирование понятий и процессы принятия решений. Любопытно представить себе машину, которая бы распознавала зрительные образы, но искусственный интеллект – это переключатель, он использует дискретные модули. Подбор чисел. Примитивный автомат, который имитирует ограниченное количество мыслительных операций. Я же хочу… – он замешкался, – я хочу создать…

О том, чего он хочет, Маркус рассуждать не привык, и непривычность таких размышлений его поразила.

– Так что ты хочешь сделать?

– Хочу… хочу понять, как числа… присутствуют в вещах. Почему что-то развивается по спирали Фибоначчи. Сучья вокруг ветвей, ветви вокруг ствола дерева. Маргаритки и подсолнухи. Некоторые виды улиток и сосновые шишки. Нужно сочетание математики, физики, клеточной биологии и… Я хочу разгадать тайну филлотаксиса.

– Алан Тьюринг был этим одержим, – сказал Ходжкисс. – Насколько я понимаю, именно его воображаемая мыслящая машина лежит в основе работы Калдера-Фласса и отчасти твоей. Витгенштейн утверждал, что вся система математической логики – всего лишь «языковая игра» с человеческими правилами. Тьюринг же говорил, что если в твоих расчетах есть противоречие, то мост, который ты построил с их помощью, рухнет.

Маркус на мгновение представил себе мост, прочные сваи, изгибы арок, подвесные дуги – и как все это разлетается вдребезги.

– Это не просто игра, – возразил он.

– У Тьюринга сосновых шишек были полные карманы – так сильно он хотел разгадать тайну филлотаксиса. Он надеялся, что сможет довести свои машины – реальные и воображаемые – до возможности решать такие задачи. Рост эмбрионов, узоры на шкуре зебры, мотыльки и перья…

– Не знал. Нам нужны машины, которые работают быстрее и лучше. И все это, пожалуй, возможно…

– Тогда вперед. Жизнь коротка.

– Но мне не хватает знаний в физике. Ничего не знаю о клеточной биологии. Безумно!

В глазах зажегся огонек.

– Надо тебе поговорить с Вейннобелом. Одно время он работал с рядами Фибоначчи. Он тоже уверен в том, что рано или поздно мы переступим через демаркационные линии. И ему понравилась бы идея заниматься одновременно физикой, клеточной биологией и алгоритмами…

Ходжкисс заказал шоколадное суфле, обозначенное в меню как «кромешно-темное». Маркус, снова расслабившись и даже оживившись, заметил, что не менее интересна и математическая подоплека увеличения объема взбиваемого яйца. Ходжкисс повертел на языке горячую жижицу и хрупкую корочку.

– Все-то тебе интересно, только не люди.

– В них я разбираюсь плохо.

– Жаклин к тебе неравнодушна?

– Она своей личной жизнью занимается. Изо всех сил. Но у нее трудное время.

– Она, кажется, решила остановиться на Люсгоре-Павлинсе?

– Да, но что-то у них не пошло. Сейчас она мучается.

– Из-за тебя?

– Нет-нет, я ни при чем.

Ходжкисс понимал: если он хочет сохранить эту хрупкую близость, со сплетнями надо не пересолить. Его куда-то влекло, кровь начинала гудеть, он улетал в незнакомый мир крайностей, прозрачных деревьев, бесконечных рядов ангелов, танцующих на конце булавки, длинных бесцветных ресниц над беспокойными, блуждающими глазами. Он ловил рыбу в безжизненно-спокойном море и на тонкий крючок. Блаженство – как от горчинки шоколада, как от блеска бело-золотисто-сапфирово-зеленого вина, колыхавшегося в бокале Маркуса. Его путь к бесконечным множествам, говорил он ему, – это Язык и Любовь. Маркус не откликался ни на то, ни на другое. Но в то мгновение восторг лишь усиливался, хотя по большому счету Ходжкисс гнался не за ангелом, а за демонским огнем на бесконечном болоте.

XV

От Бренды Пинчер Авраму Сниткину

Ну вот мы все и в Дан-Вейл-Холле. Зовем себя терапевтической группой, но вполне ясно (по крайней мере, социологу), что это религиозный культ в зачаточном состоянии. Чувствую, предстоит что-то очень увлекательное, но, признаться, страшновато. Такое коллективное воодушевление, чтобы не сказать одержимость, для меня неизведанная территория. Постараюсь и дальше делать записи и вести научную летопись. А ты так и не ответил. А отсюда писать будет труднее. Впрочем, мы сейчас не так далеко от тебя, если ты все еще там, где был, где я думаю, что ты находишься. Ради бога, Аврам, ответь хоть на это письмо. Хотя если подумать, то как теперь ты мне ответишь, я же тут заточена безвылазно? Есть ли тут почта? Будем ли мы держать связь с внешним миром? Надеюсь, получится отправить хотя бы это письмо, когда кто-нибудь пойдет за покупками. Постараюсь просочиться в отряд фуражиров (а такой наверняка появится).

А то уже поговаривают про натуральное хозяйство, полное самообеспечение, возделывание земли. Хотя тут свои трудности. Во-первых, зима скоро. Мы будем праздновать зимнее солнцестояние, и неужели кто-то будет что-то пахать (многие вздохнули с облегчением)? Во-вторых, манихеи земледельцами не были. Они считали, что нельзя мучить землю и причинять вред ее порождениям. Иногда по вечерам Джошуа Маковен проводит беседы-проповеди о «добрых манихеях». Они делились на «Избранных» и «Слышащих». Избранные никогда не причиняли вреда ни земле, ни деревьям, ни тварям и ели только пищу, которой их обеспечивали Слышащие. Для последних же это была почетная обязанность. Джошуа любезно заметил, что, по его мнению, все мы – Слышащие, никто из нас Избранным не является и не надо делать вид, что это так. Далее он рассказал нам вот что: манихеи считали, что прием пищи, как и половые сношения, не дают Свету высвободиться из Материи, а при употреблении в пищу животных – организмов более сложных – Свет «вырождается» быстрее. Манихеи ели только овощи. Квакерам все это пришлось по душе, многие из них и так веганы. При этом он не предписывает никому, что до́лжно делать. Просто разъясняет.

Полным ходом у нас идут те два вида деятельности, которые спаивают группы людей в культы: тяжелый труд и отправление обрядов.

Труд пока не такой уж тяжелый. Лиха беда начало. Дом принадлежал Люси Нигби, о которой я писала. Полагаю, что юридически он принадлежит ей до сих пор, но она говорит, что передает нам его «в дар». Со времен ее ссоры с мужем он стоял закрытым. Сейчас же происходит безжалостное уничтожение всего, что было «до Слышащих». Кухонный гарнитур пока цел, так как он встроенный и старинный, но вся мебель из других комнат, стулья и прочее – все это выносится к огромным кострам, разведенным рядом с компостной кучей (не знаю точно, что это – какая-то грязная часть двора). Мы уже сожгли много стульев, столов, матрасов и постельного белья. В том