Читать книгу - "Русский всадник в парадигме власти - Бэлла Шапиро"

Так, именно в амазонке выезжала первая русская императрица в тех случаях, когда партикулярное женское платье не соответствовало значительности исполняемой ею роли: «14‐го [апреля]. Ее императорское величество [Екатерина I]… изволила поехать из Двора Своего в коляске, в амазонском платье, имея в руке жезл правления, на Адмиралтейский луг, где поставлен был в строю Преображенский полк… вышед из коляски, изволила идти к знаменам; и пришед ко оным, изволила надеть на Его Королевское высочество Герцога Голштейно-Готторпского подполковничий знак и шарф и дать ему протазан, и объявила его Подполковником от гвардии»^[972]. Царствование женщины без мужа было для России «новым, необычным делом»^[973]; необычным был и наряд самодержицы.

Екатерина надевала амазонку также по случаю Московского маскарада 1722 г., устроенного на масленицу по случаю победы в Северной войне (подписания Ништадтского мира). Во время маскарадного шествия «императрица… несколько раз меняла свой костюм, являясь то голландкой, то амазонкой, то в красном бархатном платье, то в голубом, с разными камзолами и другими принадлежностями»^[974]. Дополнениями амазонки были вещественные выражения высокого статуса ее обладательницы: «[Екатерина] имела на боку осыпанную брильянтами шпагу, а через плечо екатерининскую ленту с прекрасною брильянтовою звездою; в руках у нея было копье, а на голове белокурый парик и шляпа с белым пером»^[975].

Поначалу амазонки представляли собой комбинацию женского модного платья, мужского военного мундира и мужского костюма для верховой езды; эти формы сложились уже к началу XVIII в.^[976] С началом петровских реформ русский военный мундир вступил в свой первый звездный час. Как известно, в русской культуре всякая униформа исторически имела приоритет перед партикулярной одеждой, а военный мундир, имевший репутацию «единственной возможности для русского щеголя проявить себя, не уронив в общественном мнении»^[977], был наиболее привлекательной ее разновидностью. Символические коды, используемые при оформлении мундира, — прежде всего золото и серебро металлического прибора — ясно указывали на силу и власть^[978]. Мундир выступал определенным социальным цензом, маркером принадлежности к элитарной культуре, отделяющим «своих» от «чужих». Широко известный феномен мундира в русской культуре закладывается именно в XVIII столетии, когда он стал модным ориентиром не только для мужчин, но и для женщин.

Факт присутствия женщин в русском «мире мундира» впервые был зафиксирован петровским Воинским уставом 1716 г.^[979] Мундирные документы, т. е. форменные регламенты (описания образцовых вещей, правила ношения и пригонки обмундирования и амуниции) появились только во второй половине 1720‐х гг., однако они никак не затрагивали вопросы женского внешнего облика^[980]. Амазонки, как первые женские мундиры, еще не получили какой-либо официальной или неофициальной регламентации и поэтому выполнялись в произвольных материях и покроях.

Так, на Богоявленском параде 6 января 1727 г. Екатерина I предстала в коляске о восьми лошадях «в амазонском тканом из серебра платье, в белом парике и в шляпе… при пребогато украшенной бриллиантами шпаге, имея в правой руке повелительный жезл»^[981]. Эта парчовая амазонка императрицы представляла собой уникальный пример сочетания двух принципиально различных видов женской придворной униформы: амазонки как квазимужской одежды, основная характеристика которой — подражание мужскому костюму, и феминизированной — в данном случае придворного платья Robe de Cour, которое только начало свое оформление при русском дворе. Основные характеристики такого платья были даны еще в 1728 г. при описании церемониала погребения цесаревны Анны Петровны: «…серебряное глазетовое платье с длинным шлейфом, вокруг обшитое золотым флером»^[982]. Такие Robe de Cour, выполненные из парчовой (глазетовой) ткани были приняты для придворных официальных торжеств: коронаций, венчаний и погребений женщин императорской семьи.

При русском дворе амазонки задействовались очень широко, что позволило им стать привычным атрибутом дворцовой повседневности. Это следует в том числе и из дневника Берхгольца, где в описании годовщины свадьбы Петра I в феврале 1723 г. сказано: «На ее величестве был великолепный амазонский костюм, и все ее дамы имели также амазонские платья одинакового цвета и из одинаковой материи»^[983]. На это указывает и августовская заметка в «Санктпетербургских ведомостях» за август 1734 г., где отмечалось, что за Анной Иоанновной следовал «весь придворный стат… в равноцветном богатом платье, в котором поныне на куртаги в Петергоф ездили… а Дамское платье зделано Амазонским обыкновением»^[984].