Читать книгу - "Вне закона - Овидий Горчаков"

Закатное небо вскипало грозовыми тучами. Поужинав, я забрался в пахучий шалаш, нащупал в темноте свободное место, шумно и сладко зевнул.

– Витька? – спросил в темноте Степка Богданов. – Слыхал? Богомаза ранили.

– Что?! Богомаза? Сильно? Где он? – Я сел, откинул одеяло.

– Тише! Куда ты? Спит он себе в своем цыганском фургоне. Ничего серьезного, пуля прошила мякоть, а мясо сросливо, врач наш Юрий Никитич обещал через две недельки его на ноги поставить. Навылет, да и кость не задета. – И он добавил со вздохом: – Такой человек! Лучше бы меня ранили. А капитан, – Богданов понизил голос, – намекает на самострел. Только никто ему, конечно, не верит. И чего они не ладят друг с другом? Слыхал я, понимаешь, от радиста, будто капитан передает разведданные Богомаза от своего имени… А радиограмму, которую его просил передать Богомаз – рацию он просил для Могилевского подполья, – капитан на клочки порвал…

В тяжелой, набрякшей тишине глухо заворчал гром. Ярко блеснула молния, осветив все дыры в шалаше. Нахлынувший мрак раскололся от трескучего удара. Взвыл и забесновался ветер, забушевал лес. Гроза надвигалась…

– Сплетни. Капитан не способен на такую низость, – защищал я командира. – Как же Богомаза ранили, где?

– Шли мы с Кухарченко с засады, – начал Богданов. – Жалко, тебя не было, повезло нам – без потерь пять дизелей с фрицами расчихвостили. В «бюссингах» захватили шнапсу и рому, и ром этот просто горел у хлопцев в карманах – так хотелось нам его быстрей раскупорить. Ну и решили на радостях пир закатить в одной деревне. До леса еще, правда, далековато, поле кругом. На пути одни мелкие загайники попадаются. В них не то что с немцами в прятки играть, а трусики и то переодеть нельзя – насквозь светятся. Но местность знакомая, а терпежу, главное, ну никакого!..

Время провели подходяще: пробка в потолок – и держись губерния! Знакомая хозяюшка нам и сала, и бульбы нажарила и другую там какую закуску сготовила. Все уже мы на веселом градусе были, баян «Лявониху» наяривает, как вдруг в хату нашу откуда ни возьмись Богомаз врывается.

Вломился, весь мокрый от дождя, глаза коловоротом ходят, и кричит: «Немцы!» Мать честная! Сам знаешь, что это слово с человеком делает. Где, спрашиваем. В Ляховичах, говорит, из Никоновичей на машине приехали, грабят. Тут Кухарченко еще бутылку рома достает и говорит: «Продолжай, братцы, до Ляховичей не близкий свет – километра четыре будет, а то и все пять! Дождик на дворе – не хочу мочиться!»

А хозяюшка наша в отчаянность впадает, за родню свою в Ляховичах трясется, на Кухарченко, как на старшего, кричит: да неужто вы, бесстыжие ваши глаза, позволите германам православный народ грабить? Да неужто, говорит, вам не совестно? Да провались я на этом месте, ежели я вас, дармоедов, кормить буду…

Богомаз уговаривать нас стал, а Кухарченко и слушать не желает. Ты же знаешь, «командующий» наш не шибко сознательный, хоть и геройский. И Козлов Васька ему поддакивает. Мы, говорит, ночь не спали и жизнью своей рисковать да кровь проливать из-за ихнего барахла не намерены. Богомаз махнул рукой и смылся куда-то, а мы остались ром допивать.

Так говорил мне Богданов. Но лучше рассказать об этом иными словами.