Читать книгу - "Тайны смерти русских писателей - Виктор Еремин"

Сам посланник Геккерен свидетельствовал 11 февраля 1837 г.: «Если что-нибудь может облегчить мое горе, то только те знаки внимания и сочувствия, которые я получаю от всего петербургского общества. В самый день катастрофы граф и графиня Нессельроде, так же, как и граф и графиня Строгановы, оставили мой дом в час пополуночи».

Мы уже рассказывали о позднейшей встрече Дантеса с великим князем Михаилом Павловичем. Тот написал о ней брату-императору: «… Дантес весьма соболезнует о бывшем с ним, но уверяет, что со времени его свадьбы он ни в чем не может себя обвинить».

Александр же Карамзин написал своей матери о встрече с французом в злопамятном 1837 г.: «…он с жаром оправдывается в моих обвинениях… показал копию страшного пушкинского письма и клялся в совершенной невинности. Более всего отвергал он малейшее отношение к Наталье Николаевне. Он прибавил, что оправдание может прийти только от госпожи Пушкиной, когда она успокоится, она, может быть, скажет, что я все сделал, чтобы их спасти, и если мне не удалось, то вина была не моя…»

Дальнейшая жизнь Дантеса сложилась наилучшим образом, отчего он не раз благодарил судьбу — за то, что был вынужден покинуть Россию. Во Франции теперь уже барон быстро стал уважаемым человеком^[168]. После революции 1848 г. его избрали депутатом Учредительного собрания по округу Верхний Рейн — Кольмар. Вскоре Дантес стал доверенным лицом принца-президента Луи-Наполеона и поддерживал его при подготовке государственного переворота, в результате которого принц стал императором Наполеоном III. В те дни, являясь представителем еще Французской республики, Дантес был принят императором Николаем I и имел с ним продолжительную беседу. С этого же времени он стал осведомителем русского посольства, другими словами, разведчиком. Одно из последних его донесений приходится на 1881 г.

В благодарность за оказанные услуги Наполеон III назначил Дантеса пожизненным сенатором (самым молодым в те времена) с большим содержанием — до 60 тысяч франков в год. Карл Маркс отнес Геккерена-Дантеса к «известнейшим выкормышам Империи»^[169].

Умер сенатор глубоким стариком в ноябре 1895 г. на посту мэра города Сульца. Русским, доставшим его своими осуждениями, он всю жизнь представлялся:

— Барон Геккерен-Дантес, который убил вашего поэта Пушкина.

Жена его баронесса Геккерен, урожденная Екатерина Николаевна Гончарова, лишь один раз всплакнула о погибшем свояке и то только после увещеваний тетки Е. А. Загряжской. До последних дней своих она считала поэта виновным и перед нею, и перед ее мужем, и перед всей ее семьей. С сестрами Екатерина виделась последний раз за день до ее безвозвратного отъезда за границу, и расстались они со слезами и взаимными упреками. После смерти супруги Дантес больше не женился.

Что касается Луи де Геккерена, то по требованию российского правительства он был отозван, но тепло принят на родине в Нидерландах, где продолжил карьеру дипломата и более 30 лет являлся нидерландским посланником с полномочиями министра в Вене (1842–1874). В 1855 г., в самый разгар Крымской войны, когда ее исход был уже ясен, а Николай I только-только упокоился в Петропавловском соборе, Геккерен написал Дантесу: «Были три императора и один молодой француз. Могущественный монарх изгнал его из своей страны в самый разгар зимы, в открытых санях, раненного! Два других государя решили отомстить за француза. Один назначил его сенатором в своем государстве, другой пожаловал ему ленту большого креста! Вот история бывшего русского солдата, высланного за границу. Мы отмщены, Жорж!»

Всю оставшуюся жизнь барон занимал высшие посты при дворе нидерландского короля. Он постоянно поддерживал самые теплые, родственные отношения со своим приемным сыном и его семьей и был ими ответно любим. Луи Геккерен тихо умер в Париже в 1884 г. на 93-м году жизни.

И наконец, о милейшей Идалии Григорьевне Полетике. Ей от пушкиноведов достается не меньше, если не больше Геккеренов. Она прожила обычную жизнь светской дамы, похоронила всех своих родных, включая детей, но судьбу не хулила, приняла все смиренно. Пушкина она ненавидела и презирала до конца своих дней. Со всеми тремя сестрами Гончаровыми имела уважительные, если не приятельские отношения — в отличие от некоторых светских дам, пытавшихся устраивать ей скандалы на основании дошедших до них нелепых слухов о Пушкине и Идалии Григорьевне. В случайных спорах о дуэли Полетика всегда ставала на сторону Дантеса, с которым дружила до конца жизни: будучи в Европе, встречалась с ним, но в основном переписывалась — переписка эта, к сожалению, не сохранилась. Все, что у нее имелось связанное с Пушкиным, Полетика уничтожила; все связанное с Дантесом — сберегла. На вопросы о Пушкине категорически отказывалась отвечать. Последние годы жизни провела в Одессе. Там и произошла знаменитая история, когда Идалия Григорьевна заявила П. И. Бартеневу, что намерена плюнуть на памятник поэту. Бартенев записал ее слова в свой дневник, и они стали достоянием отечественной интеллигенции. С тех пор истерика по поводу Полетики не стихает, а с каждым годом приобретает все более гипертрофированные масштабы. Умерла Идалия Григорьевна Полетика в 1890 г. в Одессе.

Рассказ о «врагах» великого поэта стоит закончить словами прославленного мыслителя протоирея Сергия Булгакова (1871–1944), сказавшего: «…смерть Пушкина не может быть вменена Дантесу как дело злой его воли. Пушкин сам поставил к барьеру не только другого человека, но и самого себя вместе со своей Музой и, в известном смысле, вместе со своею женою и детьми, со своими друзьями, со своей Россией, со всеми нами… Кто виноват? Ответ обычно дается таким образом, что вина и причина дуэли ищется во вне и в других, всюду, только минуя самого Пушкина»^[170].

* * *

Существует предание о том, что Пушкин якобы не скрывал от жены подготовку к дуэли. Поэт спросил у женщины:

— По кому ты будешь плакать?

— По тому, кто будет убит! — ответила Наталья Николаевна.

Перед кончиной Александр Сергеевич велел жене уехать в деревню и два года носить там по нему траур. Наталья Николаевна исполнила волю покойного.

Как только положенный срок истек, вдова поспешила вернуться в Петербург, была тепло принята при дворе и продолжила веселую жизнь. К зиме 1844 г. Наталья Николаевна истратила 20 тысяч рублей из 50 тысяч рублей, положенных казной на содержание детей Пушкина, и сделала долгов еще на 25 тысяч рублей. Тогда она обратилась с прошением к Николаю I о государственном погашении ее долгов и о повышении пенсиона. Долги погасили, но вместо пенсиона царь «поспособствовал» замужеству Пушкиной за генерал-майора, командира лейб-гвардии Конного полка Петра Петровича Ланского (1799–1877).