Читать книгу - "Возвышение Китая наперекор логике стратегии - Эдвард Николае Люттвак"

На данном этапе нам важно отметить, что для реализации стратегии были необходимы не только знания, каким-то образом передающиеся от поколения к поколению, но и навыки самоорганизации – слаженные действия императора и его окружения, военачальников, разведчиков (роль которых часто выполняли купцы) и дипломатов. Получается, что стратегия – это закрепленные в «коллективном сознании» властных имперских элит сценарии поведения империи на международной арене. Эти «имперские архетипы» позволяли Византии занимать доминирующее положение в регионе, находясь в окружении враждебных племен и стран, притом что некоторые из них временами оказывались значительно сильнее самой наследницы Рима.

В книге «Стратегия. Логика войны и мира»^[7] Люттвак подвел промежуточный итог своим многолетним занятиям военной стратегией (помимо изучения военного дела, он имел опыт участия в нескольких войнах). Богатый материал для рефлексии Люттвак получил и в процессе участия в разработке и реализации большой стратегии США в годы их противостояния Советскому Союзу. В этой работе автором предлагается методологическая схема, позволяющая отразить многослойность и многоплановость стратегии. Люттвак выделил два ее измерения: вертикальное и горизонтальное. Такой прием позволил ему удерживать в поле внимания разноплановые и разномасштабные аспекты стратегии, увязывая их в единое целое.

Так, вертикальное измерение позволяет Люттваку выделить несколько уровней стратегии: технический, тактический, оперативный, а также уровни театра военных действий и большой стратегии. Мы можем заметить, что в этой многослойной схеме выделение уровней происходит по принципу «масштабности действия» или по принципу того, какими средствами оперирования мы можем быть оснащены на каждом из выделенных уровней. Задание горизонтального измерения дало возможность увидеть проявление логики стратегии в динамике военного противостояния – ее парадоксальность и цикличность: военный успех может оборачиваться поражением и, наоборот, поражение – успехом и т. д.

В какой-то степени посредством этой книги Люттвак пытался в каком-то роде способствовать воссозданию в новых исторических условиях и для новых субъектов действия той особой культуры или традиции, которая в свое время позволяла Византии в течение многих столетий реализовывать грамотную большую стратегию в масштабах ойкумены тогдашнего культурного мира. А предлагаемая им схема, с одной стороны, выполняет функцию организации понимания сути стратегии для политиков, дипломатов, военных и властных элит, а с другой стороны, служит организационным руководством к действию^[8].

Однако в конце книги (в главах, написанных после распада СССР) Эдвард Люттвак пишет уже немного о другом: «Моя цель состоит в том, чтобы доказать существование стратегии как совокупных повторяющихся явлений, возникающих вследствие человеческого конфликта, а не в том, чтобы предписывать те или иные алгоритмы действий. Большинство нынешних определений стратегии исключительно нормативны, как будто бы все согласны в том, что таких объективных явлений не существует или же они слишком очевидны для того, чтобы удостоиться определения»^[9].

Как можно заметить, здесь намечается существенный сдвиг в понимании стратегии. Оказывается, существуют какие-то «объективные явления», естественные законы, которые проявляются в социальной динамике и царствуют в стихии международных отношений. А человек, владеющий парадоксальной логикой стратегии, – это, судя по всему, тот, кто способен понимать эти естественные законы социальной стихии.

Большая стратегия оказалась настолько сложным делом, что у Люттвака возникло сомнение в том, способны ли современные лидеры демократических стран вместе с их правительствами и административным аппаратом осваивать и реализовывать на практике ее парадоксальную логику. В последних главах книги версия «объективных явлений» начинает конкурировать с таким пониманием стратегии, при котором она воспринимается как способ разумной самоорганизации властных элит страны. «Прежде всего, любая схема большой стратегии потребует координированных действий в области дипломатии, пропаганды, секретных операций в экономической сфере, так же как и в военной политике, – пишет Люттвак, задавая стратегию «нормативно», и далее продолжает уже в логике описания объективного положения дел. – Даже если в стране отсутствует избранный парламент, способный противостоять исполнительной власти и предложенной ею схеме большой стратегии, даже при отсутствии каких-либо заинтересованных групп, способных противиться принятой политике, широко разветвленный бюрократический аппарат современных государств сам по себе является главным препятствием воплощению любой всеобъемлющей схемы большой стратегии. Каждый гражданский и военный департамент устроен так, чтобы преследовать собственные особые цели, у каждого из них есть своя учрежденческая культура. Осознанно или нет, но отдельные департаменты будут, скорее всего, сопротивляться согласованной схеме всякий раз, когда она натолкнется на их частные бюрократические интересы, привычки и цели. Организация современных государств представляет собою необходимое орудие, но одновременно с этим – и мощное препятствие воплощению в жизнь нормативной большой стратегии»^[10].

Как специалист по стратегии Эдвард Люттвак потратил немало усилий на то, чтобы внедрить в культуру управленческого слоя американской исполнительной власти и политиков привычку рассмотрения международных отношений с учетом логики войны. Нельзя сказать, что у него и его коллег это совсем не получилось, ведь Америка все-таки вышла победителем из холодной войны. Но, тем не менее, вера в то, что современное западное государство способно разрабатывать и эффективно реализовывать большую стратегию с присущей ей парадоксальной логикой у Люттвака, судя по его текстам, с годами слегка ослабла. «В общественной жизни часто раздаются призывы к «связной» или «последовательной» национальной политике. Зачастую принимается как данность, что все части правительства должны действовать в строгой координации, чтобы сформировать эту самую национальную политику: логичную с точки зрения здравого смысла. Это хорошо для экономической или социальной политики, но когда дело доходит до области конфликта в международных отношениях, а тем более до прямой войны, только внешне противоречивая политика может обойти стороной саморазрушительные последствия парадоксальной логики»^[11], – пишет далее Люттвак. Как мы видим, уже сама «парадоксальная логика стратегии» начинает выступать в качестве проявления того «естественного закона» военного противостояния, который нельзя понять и с которым нельзя совладать, руководствуясь исключительно здравым смыслом.