Читать книгу - "Вот жизнь моя. Фейсбучный роман - Сергей Чупринин"

Таня пытается Юрия Давыдовича перебить, но куда там!.. А я – ах ты боже мой, думаю, – пока высокая экзаменационная комиссия чешет в потылице, жестами выманиваю его в коридорчик. «Что вы делаете, – кричу шепотом. – Неужели не видите, что девочка талантлива?» – «Вижу, – уже на грани нервного срыва отвечает Левитанский. – Но тем хуже. Не для нее. Для будущего всей нашей поэзии». – «И вы уверены, – снова спрашиваю, тоже уже доведенный до белого каления, – что о будущем надо спорить именно на выпускных экзаменах? Статью лучше напишите…»

Статью Юрий Давыдович, спустя срок, действительно написал – правда, без имен и цитат. А в заключительном слове на защите буквально выдавил из себя что-то примирительное. Так что получили наши девочки за свои дипломы – кажется, по четверке. А может, и по пятерке.

Что на их дальнейшей судьбе, естественно, никак не сказалось. Марина вскоре уехала из страны и как-то сошла с литературного горизонта. Был ли в этом повинен Левитанский? Вряд ли. Хотя… Кто знает…

А Маша…

Маша теперь безусловная звезда нашей поэзии, автор «Знамени» и книг, что по-прежнему вызывают споры. И я вот думаю: а как она смотрит на стихи, что на ее собственные не похожи? Неужели и она, как подавляющее большинство артистов в силе, тоже стала монистом?

* * *

В начале 90-х мы были вынуждены платить нашим авторам унизительно мало. Сейчас, конечно, гонорары у «толстяков»[432]тоже копеечные, но литературный люд с годами как-то пообвыкся и заранее знает, что на доходы от журнальных публикаций не зажируешь. А тогда держался, знаете ли, шок: если еще в середине 80-х на гонорар можно было шубу построить, то теперь едва хватало на обратную дорогу с пересадками из бухгалтерии.

Вот и возникла идея раздавать авторам ежегодные премии: не всем, конечно, но лучшим, зато не одну-две, а штук по пятнадцать-двадцать. Что до денег, то, голь на выдумки хитра, придумали, что финансово обеспечивать эти премии будут разные, как тогда начали говорить, структуры, в том числе и коммерческие. Призвали в спонсоры Екатерину Юрьевну Гениеву[433]с Библиотекой иностранной литературы, Сергея Александровича Караганова[434]с Советом по внешней и оборонной политике, то есть старых своих добрых знакомых. А коммерческих подогнал, было в те поры такое словечко, мой старинный друг, и философ и бизнесмен, Марк Вениаминович Масарский[435].

И все равно для полного ажура денег было маловато!.. Так что, когда меня вознамерились свести с неким NN, я тут же отправился, как и было указано, на Сретенку. У дверей «мерседес» последней модели, на двери табличка, где букв много, но манящее «Нефтегаз» прочитывается отчетливо. И приемная богатая, с сертификатами в рамках и фотографиями, где наш потенциальный благодетель и с Ельциным снят, и с Кобзоном[436], и с Патриархом.

Беседа, словом, потекла душеспасительная: я рассказываю, журналы раскладываю, даже увлекся, а он, поглаживая окладистую, истинно купецкую бороду, слушает внимательно-внимательно. И вдруг меня прерывает. «Я, – говорит, – вами, Сергей Иванович, восхищаюсь. Так восхищаюсь, что хочу немедленно наградить вас нашей медалью „За труды и Отечество“. Мог бы и орденом, но для этого нужно, чтобы ваше био с фото в наш альбом попало». А в альбоме увесистый такой фолиант с названием что-то вроде «Элита России», чьих только био с фото нет: и Ельцин там у них, и опять же Кобзон, и Березовский[437], и – во множестве – генеральные директоры не опознаваемых мною фирм да компаний. «Условие простое, – слышу. – За страничку в альбоме от вас потребуется пять тысяч благотворительного взноса. В долларах, конечно. А за разворот, понятное дело, десять. Ну, по рукам?»

И я как-то застеснялся. А он, купчина, мне, понимающе: «Да у вас же, у писателей, сейчас трудности. Но есть и решение: подгоните одного желающего, и у вас сразу своя будет страничка, бесплатно. А если троих или больше, то мы и на комиссионные не поскупимся».

Я и ушел, а приглашение на зимний праздник «Знамени» на столе осталось. И вот, как у нас принято, Старый Новый год, фантастически красивая люстра Овального зала[438]сияет, людей полно, и один другого краше, а ко мне, раздвигая собравшихся, движется мой Нефтегаз: купецкая борода торчком и в высоко поднятой над головами руке туго набитый конверт. «Вот, – возглашает, – это вашим, Сергей Иванович, писателям. От всей, значит, души!»

И кланяется в пояс. Улучив мгновение, я в конверт тот заглянул. Ну да, как я и догадывался, одни трешки с пятерками. Причем деревянные. Вполне хватило, чтобы расплатиться с гардеробщицами и уборщицами.

Зато медаль «За труды и Отечество» у меня с тех пор в столе припрятана.