Читать книгу - "Аскольдова тризна - Владимир Афиногенов"

Поэтому Доброслав и Дубыня остались в Константинополе. А Дубыня, воспользовавшись поездкой в Тефрику, с помощью павликиан посадил Иктиноса на выдолбленную из дерева колоду с крысами. Чтобы вырваться наружу, эти твари проели ему внутренности. Изъеденный труп везти в столицу Византии не стали, похоронили в Тефрике. Жене сказали, что муж умер страшно, а за что и кто умертвил его — никто не знает... Она-то догадывается. Но у неё нет полной уверенности, что сделали сие крымские язычники.

«Если бы снова увидеть Доброслава Клуда, спросила бы об этом у него? » — прикидывала в уме Климентина.

И когда она услышала, что на Константинополь опять идут русы, то подумала, что в их числе может находиться Клуд. Тогда он прольёт свет на тайну гибели Иктиноса. И она отложила поездку в загородную виллу.

Мужа Климентина не любила, хотя и стала его женой, а когда узнала, что он губитель её сородичей, возненавидела. Он умер и — слава Богу! Помнила она светлого мальчика в белой рубашке на празднике Световида, а когда узрела его взрослым — красивым и гордым, внутри у неё что-то ворохнулось. «Господи! — сказала она себе. — Я же мать двоих детей... Ну и что же? Тайна ужасной смерти Иктиноса? Если не узнаю, то и ладно... Главное, снова увидеться с Клудом, поговорить с ним. Спросить, как живёт отец. Ждёт ли дочь свою? Новая встреча с Доброславом опять возродит надежду на посещение родных мест. Боже, сделай так, чтобы русы заняли Константинополь!»

В её мыслях сквозило кощунство: если все жители города молились в храмах о том, чтобы русы не смогли приблизиться к нему, то Климентина жаждала победы язычников. А ведь она христианка!..

«Господи, сохрани и помилуй! Мы — черви, ползающие у Твоих ног, мы — ничтожные твари... Грехи наши вечны, и без них мы, видно, не сможем жить... Грешим и каемся: а когда же будет иначе?! И будет ли?..»

Колокольный звон несётся со всех сторон; Климентина слышит его, молится. Кому тревожно, а ей, ничтожной, совсем нет...

Игнатий устроил крестный ход вокруг Святой Софии: белый покров Богородицы он несёт впереди плачущей паствы сам; рыдает и простирает к небу руки.

Взрыв радостных криков потрясает воздух:

— Буря размётывает суда русов!

— Смотрите, они наталкиваются друг на друга!

— Они тонут! Тонут!

— Воспоём хвалу Богородице!

— Слава Иисусу Христу!

Ударил гром.

Климентина упала на колени, закрыла глаза и приложила ладони к ушам...

Удар грома был таким сильным, что Дир тоже упал на колени, споткнувшись обо что-то. Лодью подхватила ужасная волна, вознесла на свой гребень и стремительно ухнула вниз.

Князь вцепился обеими руками в щеглу: находившегося рядом Храбра, который сопровождал Дира, мгновенно выбросило за борт: лишь полы его одежды и ноги мелькнули перед глазами, и старший дружинник навсегда скрылся в белых пенных разводах.

Очередная волна подняла головную лодью вверх — можно было на миг обозреть клокочущие, косматые, тёмные провалы, тут же встающие на дыбы и образующие гриву; и уже на сей раз лодью бросило не вниз, а куда-то вбок, и Дир почувствовал, как задрожала, заскрипела щегла — вот-вот обломится. Скорее туда, где в деревянном сооружении на носу находятся кормчий и его подручный!

На короткое время судно выпрямилось, кто-то подхватил Дира под локти. Оглянулся — Олесь и Марко. Они помогли Диру добраться до Селяна, а сами упали на дно лодьи и уцепились за железные скобы настила. Другие ратники последовали их примеру, правда, некоторые схватились за края бортов — здесь они рисковали быть выброшенными в бушующее море, как Храбр. Но винить их в безрассудстве было нельзя: ничего не поделаешь — за что успели ухватиться, за то и зацепились.

Вот эти, у бортов, если у них оставались открытыми глаза, могли видеть, что творилось с остальными лодьями. Неведомая рука сталкивала их, словно игрушечные кораблики в дождевой луже, разводила в стороны, снова сталкивала, — ломались мачты, летели от бортов щепки, а в проломы, пенясь, жгутами заливалась вода.

Гром раскалывал небо, молнии полосовали его огненными вспышками, ревел ветер, стонали волны, и нельзя было услышать предсмертные крики людей, полные ужаса и проклятий (кому — богам, воеводам или князю, настоявшему на этом походе?..). В числе вцепившихся в края бортов находился и Милад: он среди стонущих волн с гривами косматой пены вдруг увидел двух дельфинов, которые накануне спокойно сопровождали лодью. Отрок пошире открыл глаза, чтобы убедиться, что это не наваждение, вызванное ужасными обстоятельствами. Но нет! Действительно две «большие рыбы» барахтались в водных развалах. Они, как вчера, повернули свои лобастые головы в сторону Милада и очень спокойно посмотрели на него. И тут отрок уверился, что их лодья не должна пойти ко дну, как другие, как ушло на дно большое судно древлянина Умная. Вот о ком будет очень жалеть Марко! Да только ли Марко?!

А живы ли воеводы Вышата и Светозар? Не оказались ли в крутых волнах? Не утонули ли?

— Слава богам — живы! Лодьи их то вздымают кверху, то бросают по сторонам тёмные валы, и под их натиском они то скрипят, то всхлипывают словно живые. Но держатся пока, держатся!

Князь и Селян, защищённые от ветра и водяных всплесков стенами надстройки, могли изредка обмениваться репликами, когда какую-нибудь лодью безжалостно захлёстывала волна и судно перевёртывалось или когда другое, взметнувшись высоко на гребень, падало в страшную яму и не выныривало.

Головную лодью тоже сильно швыряло, но она оставалась на плаву.

— Снова мрак окутывает небо! — вскричал Дир.

— Последний приступ бури, мне кажется, — ответил Селян. — Если на этот раз уцелеем, то, считай, повезло.

Тучи опять низко заклубились над головами. Новый раскат грома потряс небо и море. Князь на мгновение поднял голову и в разрывах молнии, как в тот раз, у священной крады, увидел белый призрак брата, но сейчас он смотрел не безучастно, а как бы наслаждался тем, что видел вокруг...

«Неужели конец нашей лодье?! — подумал Дир. — Не успокаивается душа Аскольда. Она требует отмщения и тризны... Вот она — первая тризна, сия мрачная буря... И смертельная пляска лодей в этой жути! Аскольд сгорел в церкви, а должен быть в лодье... Он принял новую веру, но всё равно был ещё язычник... Перун, прогони сей призрак! Укроти сию бурю!»

Лишь полыхнули молнии, осветив лицо Дира, но грома не последовало...

И будто внял просьбе Дира великий дружинный бог: призрак сразу исчез и начал успокаиваться ветер.

Казалось, близко спасение, но новый удар грома потряс всё вокруг. Молния острым трезубцем вдруг ударила в лодью Светозара; она, поднятая на волне, как бы зависла на миг, замерла и... раскололась надвое. Ещё мгновение — и вместо лодьи на воде стали плавать её жалкие обломки. Кто-то пока держался за них, но вскоре волны поглотили и людей, и деревянные останки.

— Ах как жалко! Воеводу жалко!