Читать книгу - "Истоки медвежьей Руси - Марина Леонтьева"

Немецкий путешественник И.И. Георги (1729–1802) при описании финнов отметил, что все северные и северо-восточные народы почитают медведей и думают, что души их, как и человеческие, бессмертны. У древних финнов были особые песни, которые они пели при убиении медведя^[38]. У саамов (лопарей) погребение медведя сопровождалось также множеством обрядов.

Бывший российский пленник швед Страленберг рассказал о культе медведя, существовавшем у вогулов: «Я видел перед жертвоприношением вогулов, языческого народа, живущего на границах между Россией и Сибирью, когда им удается убить в лесу различных медведей и когда они приносят трех из них в жертву богам. Именно в деревянной, плохо сколоченной кумирне, ставится стол – вместо алтаря, за которым рядом помещают друг подле друга трех медведей, имеющих целыми только одни головы, шкура же с них снимается и набивается; на каждой стороне мертвого зверя стоял малый с большой длинной палкой в руке. Когда все это было устроено своим порядком, пришел другой с топором и показывал вид, что намерен напасть на медведей; двое других, стоявшие с палками в руках, защищали их и оправдывались при этом, что они нисколько не виноваты в том, что они убили медведей, но что в этом виноваты стрелы и железо, которое выковали и сделали русские»^[39].

Очень интересный медвежий ритуал подметил у остяков Кастрен. У этого народа самым сильным видом присяги считалась клятва над головой убитого медведя. Тот, кто был обвинен в клевете, чтобы доказать обратное, разрезал ножом медвежий нос и приговаривал: «Если моя клятва ложна, то сожрет меня медведь». Подобная клятва считалась священной не только у остяков, но и у ненцев, других северных народов. Если же погибал тот, кто давал клятву, то про него говорили, что он при своей жизни дал ложную присягу^[40].

Обские остяки тоже очень уважали медведя. Всякий охотник при встрече с ним должен попросить извинения. Если не успел это сделать перед живым медведем, то после смертельного выстрела обязательно – перед мертвым. Когда заканчивался поток оправданий, принимались оснимывать шкуру. Но перед этим клали на живот убитого зверя семь сухих сучков. Когда делали первый надрез, снимали первый сучок, ломали и говорили, что расстегнули первую пуговицу на его шубе и сразу стреляли из ружья в воздух. Снимая второй сучок и переламывая его на туловище, снова говорили о расстегивании второй пуговицы и опять стреляли. Так надрезывали шкуру, ломая все семь сучков, приговаривая и стреляя в воздух. Затем каждый основной надрез на туловище, лапах, сопровождали выстрелами из ружья. Таким образом, всех выстрелов бывало до 30. После оснимывания шкуры, мясо не ели, а зарывали в землю, боясь, что если этого не сделать, то медведь опять может надеть на себя шкуру и отомстить за все, что над ним проделали. Потом свертывали шкуру и шли к дому. Пройдя сто сажен, останавливались и окружали того, кто ее нес. После рассказа охотника, как он победил медведя, снова делали три выстрела и шли дальше. Такое действие продолжалось до самого дома – с периодическими остановками, повторяющимися рассказами об убиенном звере и выстрелами. Вызывает изумление, как они уважали бедного медведя, – иначе не стали бы они зря тратить такое количество дефицитного пороха. Более того, всякий охотник, услышавший в лесу подобные выстрелы, сразу начинал отвечать такой же стрельбой.

При приближении к стойбищу, навстречу торжественному шествию выскакивал стар и млад, спеша встретить дорогого гостя. Всякий старался припасти воды в чашке, а если не успевал, то торопился взять воды в рот, и, донеся ее до медвежьей шкуры, начинал прыскать на охотника и шкуру. Шкуру при этом несли очень бережно, как мать носит грудных детей, т. е. держа обеими руками и прижимая к груди. Когда подходили к дому убившего медведя охотника, то шкуру в дверь не вносили, а вынимали в переднем углу окно и подавали через него ношу в избу. Это действо совершалось одновременно с окуриванием шкуры и беспрерывной стрельбой.

Затем хозяин клал шкуру медведя на стол, в передний угол, укладывая мырку или морду на передние лапы (вспомним бронзовые изображения пермского звериного стиля). После украшали шкуру: если медведица, то клали бисерную ленту с крестом, если же самец – то шарф или полушалок. На улице начинались шутки, шалости, дурачества, сопровождаемые обливанием водой. Когда всех выкупают, шли по домам и переодевались в самые нарядные одежды. После чего являлись на поклонение к медведю.

Сходились все без исключения, кроме беременных женщин. О причине их отсутствия будет поведано ниже. Входящие кланялись медведю в пояс, целовали его морду и подносили подарки: надевали кольца на когти и пальцы медвежьей лапы, в глаза вставляли серебряные монеты, угощали медведя принесенными лепешками и рыбными пирогами, но только не мясом. После угощения всю ночь пели песни, в том числе и «песню медведя», которая была якобы создана медведем тогда, когда он был еще, по преданию остяков, человеком. Затем плясали, устраивали представления, кричали по-звериному. Такое празднество продолжалось три дня, во время которого выпивалось изрядное количество водки и браги. После этого шкуру можно было выносить через двери. Медведь считался умилостивленным^[41].

Существуют многочисленные свидетельства священности образа медведя у народов, населяющих таежную полосу Сибири, – хантов, кетов, селькупов и других. Одним из них является принесение клятвы с использованием медвежьей шкуры, во время которой человек кусал или, реже, поедал ее небольшой кусок.

Среди зырян (коми) почти до начала прошлого столетия было распространено такое название медведя, как «вöрса-морт» – лесной человек. Медведь, по представлению зырян, обладает всеми качествами человека; ему приписывались чисто человеческие чувства и привычки. При убийстве медведя охотник всегда просил у него прощения. И первым делом он всегда снимал с него шкуру, вынимал сердце и крестообразно его разрезал, иначе считалось, что медведь мог преобразиться в колдуна, так как колдуны якобы часто принимали образ медведя^[42].

А в шаманской традиции бурят медведь считался самым священным зверем, он воспринимался как существо, превосходящее по магической силе любого шамана. Отдельные части тела медведя буряты наделяли особыми магическими свойствами. Так, например, череп медведя обыкновенно вешали над дверью или хранили на чердаке, чтобы защитить дом от воздействия злых духов. Лапы медведя тоже подвешивали над дверью, рассматривая их как весьма действенное средство против колдовства^[43]. Кстати, нивхи с Сахалина точно также старательно украшенные головы убитых медведей хранили в специальном амбаре, являющемся своеобразной святыней рода. Гольды и эвенки оберегали голову медведя от собак и вешали ее на дерево^[44].