Читать книгу - "Лев пустыни - Юлия Галанина"

После очередной порции массажа в комнату торжественно вошла госпожа Фатима. В руках у нее была стопка ткани.

– Лежи, мой цвэточек, лежи! – сказала она.

Фатима аккуратно положила стопку на плоский сундук. Затем брезгливо собрала одежду Жаккетты в жестяной таз.

– Это – в огонь! О, прохлада моего сердца! Я принесла тебе настоящие одежды, не ваши глупые тряпки! Пока простые, для дома. Одежду, в какой надо покорять мужчину, тебе одевать еще рано.

– Почему? – удивилась Жаккетта.

– Ты пока никудышная женщина, ходить не умеешь, телом говорить не умеешь, правильно на мужчину смотреть не умеешь!

– Так прямо и не умею? – обиделась Жаккетта. – Ходила ведь всю жизнь, не ползала!

– Не умеешь! – решительно кивнула головой Фатима. – Ты – девочка из другого мира, глупого мира. Ваши мужчины женщин плохо любят, с открытыми лицами на улицу ходить заставляют!

– А что тут плохого?

– Как что плохо, мой цвэточек?! Побойся Аллаха великого, всемогущего! Чтобы всякая уличная грязь на моё лицо смотрела?

– Да у нас кто хочет, с вуалью ходит! – попыталась защитить свой мир Жаккетта. – Благородные дамы особенно, они красоту берегут.

При слове «благородные дамы» Фатима встрепенулась, словно вспомнила что-то.

– Глупая Бибигюль, – сказала она по-арабски. – Аллах милостивый послал тебе красивое лицо, но забыл вложить мозги в твою глупую голову! Я утру тебе нос! – и по-французски: – Мой цвэточек! Надевай новые одежды и даже не благодари добрую Фатиму!

Жаккетта надела длинные, по щиколотку, штаны, расшитую на груди рубаху с узкими рукавами. Было очень непривычно. Жаккетта настороженно ждала подвоха от незнакомого наряда, особенно смущали штаны.

Фатима нырнула в один из сундуков и достала оттуда роскошные шлепанцы с загнутыми носами. Сафьяновые, солнечно-желтые. Такой красивой обуви у Жаккетты никогда не было.

У Жаккетты даже дух захватило, когда шлепанцы оказались на ее ногах. Правда ей они показались маленькими – пятка немного нависала над подошвой.

– Не удивляйся, так ногам будет не жарко, – объяснила Фатима. – Выйди на середину, о прохлада моего глаза!

Жаккетта сковано вышла, глядя себе под ноги.

Фатима обошла ее, довольно осмотрела, поцокала языком.

– Теперь, мой цвэточек, научись носить ее так, словно на тебе нет никакой одежды!

– Это как?! – запаниковала Жаккетта. – Ни в жизнь не смогу!

– Сможешь, мой цвэточек, сможешь! – уверенно сказала Фатима. – Все в руках Аллаха! Не бойся! Это не прямо сейчас! Сейчас мы будем кушать кунафу. Масрур! – закричала она. – Бездельник Масрур! Где ты пропал?! Твоя любимая девочка сейчас помрет от голода! Аллах, да накидает камешков на твою лысину!

Масрур, улыбаясь, принес миску жаренных в топленом масле орехов, заправленных медом.

Увидев наряженную Жаккетту он довольно покачал головой и тоже поцокал языком. Жаккетта поцокола ему в ответ и они оба рассмеялись.

По мнению, Жаккетты, Масрур совсем не был похож на евнуха – то есть на Абдуллу. Кожа у него была светлая, хоть и загорелая, голова лысая и громадный живот нависал над широким красным поясом. Жаккетту он жалел и постоянно таскал ей сладости, помимо бесконечного потока кушаний от Фатимы.

Жаккетте его тоже было жалко, – ведь такого сильного человека в непонятно что превратили. По Абдулле хоть незаметно было, что он не совсем мужчина, но Масрур… Насколько низким был голос у госпожи Фатимы, настолько высоким тенорком щебетал грозный с виду евнух, просто сердце кровью обливалось. Так что сладости Жаккетта честно делила пополам с горемыкой.

– Кушай, прохлада моего сердца! – рокотала Фатима. – Кушай, мой заморский цвэточек! Тебе еще надо много кушать, много спать, много узнать, чтобы стать настоящей женщиной для настоящего гарема!

* * *

В доме госпожи Бибигюль, видимо, пребывало много девушек из самых разных стран. Потому что Жанну поместили во вполне по-европейски обставленную комнату.

Уже через несколько дней один из евнухов на чистейшем французском языке сказал ей:

– Если госпожа заплатит, я передам письмо в христианский квартал. К судьбе такой знатной дамы единоверцы не окажутся безучастными. Тринитарии, занимающиеся освобождением пленных, выкупят Вас. За небольшой процент я согласен посредничать.

– Я подумаю… – очень холодно ответила Жанна.

* * *

Прошло немного времени, Жаккетта, и правда, привыкла к чужой одежде и перестала бояться, что уронит штаны или потеряет шлепанцы.

Она даже стала понемногу выбираться из комнаты во внутренний дворик, где было чисто выметено, росли цветы и стояли клетки с певчими горлинками, дроздами, перепелками. В жаркую пору, стараниями Масрура, там было всегда полито.

Фатима одобрила успехи пленницы и перешла к следующей стадии наведения красоты.

– У красавиц, мой цвэточек, если это настоящая красавица, ладонь всегда выкрашена хной и поэтому алая, как вечерний закат. Что лучше скажет для глаза господина, что красавица создана не для грязной работы, а для горячей любви? А? Сейчас мы тебе ладони красить не будем, а будем удалять пастой твой ненужный волос. А нужный волос будем беречь, чистый водой мыть, розовым маслом мазать. Надо тебя в хамам – баню – сводить, но пока не надо. Зачем лишний раз показывать? Пока дома будем из комочка глины полноликую луну делать.

Фатима достала скляночку. Жаккетта узнала терпентиновую пасту – у мессира Марчелло такая была в коллекции снадобий.

После того, как «ненужный волос» с тела был удален, Фатима вымыла голову Жаккетте с помощью ароматной мылистой глины – видно, гаэтское мыло было здесь не в моде.

Затем вмассировала во влажные волосы розовое масло. Жаккетта заблагоухала, как охапка роз.

– Ах, мой цвэточек, – довольно вздохнула Фатима. – Ты сейчас – прямо гюлистан[7]! Теперь лицо совсем светлое делать будем, гладкое! Батикой надо мазать.

Из очередного сундука появилась россыпь флаконов и баночек.

Фатима напудрила лицо Жаккетте светлой пудрой и густо подвела глаза и брови угольно черным цветом. В этом обрамлении синие глаза Жаккетты стали еще ярче.

«Госпожа Изабелла, увидела бы такое», – довольно подумала Жаккетта, – «наверное бы, чувств лишилась». «Это совсем не похоже, как красятся наши дамы!»

– О! Какие глаза! – запричитала Фатима. – Такие прекрасные глаза – тюрьма для сердец! Масрур, Масрур! Ну, где ты бродишь? Посмотри, старая ты лиса, какая бирюзу прятал плод твоего сердца? В казне у халифа Гаруна ар-Рашида не было такого яркого камня!

Прибежал Масрур, восхищенно воздел ладони вверх и продекламировал из Хафиза: