Читать книгу - "Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача - выжить! - Борис Горбачевский"

В ту ночь, как обычно, курсанты взвода несли караульную службу. На своей точке Димка стоял один. Вдруг в темноте за деревьями мелькнул силуэт человека. Димка заметил и не оплошал, скомандовал, как положено по уставу:

— Стой! Кто идет?! Пароль!

Ему не ответили. Тогда Димка снял с плеча винтовку, клацнул затвором и, исполняя обязанности часового, заорал:

— Стреляю в воздух, затем в тебя! Считаю до трех!

Силуэт отозвался:

— Не дури, Окунев! Это я, ваш лейтенант. Убери винтовку и вызови начальника караула.

Командир взвода двинулся прямиком на Димку, который тут же положил его в снег.

— Как же я сплоховал, — огорчился лейтенант, — не выяснил пароль. Надо знать этих мерзавцев…

Время тянулось медленно. Прошло минут двадцать. Димке хоть бы что — в длинном кожухе, валенках, меховой шапке. Зато лейтенанту, в сапогах, каждая минута на замерзшей земле казалась часом. А курсант все держал его под прицелом, не желал звать караульного.

— Вызывай начальника караула, Окунев! — закричал Артур. — У меня замерзают ноги!

Димка в ответ:

— Молчать! Надо знать устав караульной службы! — И вдруг: — «Осмелюсь доложить, товарищ лейтенант, у нас в Чешских Будейовицах был похожий случай…»

Лишь исполнив свою любимую сценку, «бравый солдат Швейк» разрешил Артуру подняться и убираться к чертовой матери.

Вот так обернулось для ревностного командира взвода желание проверить своих подчиненных.

На следующий день казарма торжествовала, а Димка стал всеобщим любимцем и героем.

Женечка

Чаще, чем ко всем, Артур придирался к Женечке. В этом случае предела вывертам его злобного ума не существовало. Курсант же, стиснув зубы, беспрекословно выполнял любые приказания командира.

Почему курсанты называли Женю Иевлева — Женечкой? В этом проявлялась благородная способность к сочувствию. Рота знала его историю: за два месяца он потерял всех — мать, сестренку, отца и деда, остался совсем один.

Женечка — это вообще особый случай. Семнадцатилетний ленинградский мальчик. О таких, как он, сегодня сказали бы: типичный акселерат. Высоченный — казалось, встань он на табурет — доберется до казарменного потолка своими тонкими длинными руками. Стройный, с красивым, добрым лицом — и лицо это чаще улыбалось, чем хмурилось, этот статный мальчик родился, чтобы танцевать на балах, а время заставило его стать солдатом. Когда Женечка шел по плацу — не резкой солдатской походкой, а плавно, царственно, красиво — это раздражало сержантов; «гражданка» так и сквозила во всем, не только в походке, но в манере держаться, даже в форменной одежде. Мы же, глядя на столь удивительное явление, получали двойное удовольствие.

Иногда по ночам Женечка втихомолку плакал, о чем знали лишь соседи по койке. Судьба его семьи, как и тысяч других ленинградских семей, оказалась трагичной. За две недели до войны его мать с маленькой сестренкой уехали в Крым и пропали. Отца забрали в армию, и, защищая Ленинград, он погиб под Колпином. Женя остался с дедом, который не выдержал и месяца блокады.

В армию Женю не взяли: ему только исполнилось шестнадцать. Чем он только не занимался в те суровые дни, чтобы добыть спасительный хлебушек. Таскал ящики в порту, убирал на улицах трупы, помогал отправлять на фронт снаряды, работал в молодежных группах с детьми-сиротами, которых в осажденном врагом городе становилось все больше. Горком комсомола направил Женю в госпиталь санитаром. Он выполнял свои обязанности добросовестно, и ему разрешили (он попросил) жить при госпитале.

Случай помог ему выбраться из блокадного города. Сталин приказал вывезти из Ленинграда около десяти еще остававшихся там академиков с их семьями, за ними прислали «дуглас». Некоторым ученым, старым, больным и одиноким, понадобились сопровождающие. Начальник госпиталя, желая спасти мальчика, устроил его помощником к одному из стариков. Женя согласился, так как надеялся, что с Большой земли легче будет разыскать мать и сестру.

Подопечным Женечки оказался в прошлом знаменитый ученый, а теперь — больной, хромой и полуслепой старик, но с ясной головой. С первой встречи они понравились друг другу. Через несколько дней прилетели в Куйбышев, и первое, что сделал Женя, — написал и отправил письма, куда только можно, всем, кто имел хоть какое-то отношение к поискам пропавших в неразберихе перемещений начала войны. Он верил, что найдет своих близких.

Около месяца старик и юноша дружно прожили в Куйбышеве. По вечерам садились за стол, и ученый часами рассказывал своему благодарному слушателю о «Слове о полку Игореве», о великом русском историке Николае Карамзине, о пушкинском окружении.

— Целые эпохи русской истории с ее лучшими именами представали как наяву, — рассказывал нам с Юркой Женечка. — Это было чудо! А стихи из уст старика лились бесконечно, словно прямая речь…

До войны Женя мечтал поступить в Ленинградский университет, и вот мечта его сбылась: Андрей Павлович, известный академик, был и в единственном числе — как целый университет и читал ему, одному, полноценный курс лекций!

Увы, их занятия скоро закончились. В декабре Женю призвали в армию. Академик пытался что-то сделать, добиться отсрочки призыва, но ему быстро прислали взамен медсестру, сказав: «Мужчины сегодня нужнее на фронте».

— Какой я солдат, — говорил Женя, — даже шинели не нашлось мне по росту.

Между тем однажды он спас мне жизнь. Во время марша я нес за спиной на лямках шестнадцати килограммовую плиту от 82-мм миномета. Когда переходили по бревну узкую речонку, я, поскользнувшись, потерял равновесие и свалился в воду. Только чудом стальная плита не переломила мне позвоночник. Спас меня шедший следом Женечка, — этот высоченный парень с длинными руками мигом сложился вдвое, изловчившись сорвал с моих плеч лямки и в мгновение оттолкнул плиту.

Восстановив ряды, двинулись дальше. Выручили товарищи, с разрешения командира забрали у меня плиту, дали сухую тряпку — подложить под мокрую шинель, кто-то поменялся со мной шапкой. Вернулся я в казарму весь сырой и заледеневший. Сразу надел сухое белье, перемотал портянки, растерся докрасна полотенцем — и все обошлось. Случись такое еще пару месяцев назад…

Учился Женя хорошо. Он никого ни о чем не просил, старался сам дойти до всего, был скромен, предельно вежлив и отзывчив. Единственное, о чем он просил дневальных, — послушать в десять утра передачу «Поиск». В то тяжелое время радио взяло на себя благородный труд поиска пропавших — Женечка каждую неделю отправлял туда письмо и все ждал ответа. Вечером он спешил в Ленинскую комнату в надежде услышать по радио выступление ленинградской поэтессы Ольги Берггольц. Когда раздавался ее хрипловатый низкий голос, парень весь сжимался, на глазах выступали слезы. Однажды я стал одновременно и слушателем Ольги Берггольц, и свидетелем его душевного состояния. Поэтесса в тот вечер читала удивительные стихи! Я запомнил всего одну строфу: