Читать книгу - "Рудольф Нуреев. Я умру полубогом! - Елена Обоймина"

Два выступления особенно запомнились ему. Однажды вечером Рудик танцевал перед крестьянами, жонглируя шестом с гирляндами и длинными свисающими лентами. Получилось так, что к концу танца шест каким-то образом воткнулся в занавес. Юный танцор оказался полностью завернутым в материю, словно зверь, попавший в сети. На мгновение он осознал, как смешна эта сцена со стороны. Но с честью вышел из положения: сделал вид, что эта неожиданность на самом деле — задумка веселого номера. Как ни странно, но это сработало! Зрители отлично приняли номер, а находчивый исполнитель сорвал большие аплодисменты.

В другой раз юный Нуреев выступал перед железнодорожниками уже с матросским танцем. Специально для этого номера заказали пару морских брюк. Но, как назло, они оказались не готовы ко времени и Рудику пришлось выступать в костюме, сшитом для другого танцовщика, более высокого и крупного. Костюмер закрепила брюки при помощи булавок, но после первых же па булавки вылетели и брюки упали на пол прямо к ногам танцора. Зрители, естественно, заулыбались. Рудик в бешенстве убежал за кулисы. Брюки вновь закрепили, уже более надежно и плотно, и он вернулся на сцену, решив держать себя так, как будто ничего особенного не произошло. Но…

«Через несколько минут я вновь услышал зловещий шум выстреливших булавок. Мои брюки широко раскрылись, и я опять оказался полуголым перед аудиторией.

Я полагаю, что большинство детей в пятнадцать лет в этих условиях отказались бы продолжать выступление, но не я. Еще раз я бросился за кулисы и умолял организаторов дать мне еще один шанс закончить танец. Переговоры, обещания, что все будет прилично, и наконец, удар в барабан, и конферансье, просунув голову через занавес, объявляет, комически выговаривая букву «Р»: «Товарищ Рудольф Нуреев обещает вести себя прилично и не выкидывать больше никаких штучек. Так дадим же ему последний шанс закончить танец»[7].

* * *

В 1953 году Рудольфа пригласили в балетную студию при Башкирском театре оперы и балета. О нем уже знали как о талантливом мальчике-танцоре. Преподавала здесь Загида Бахтиярова, одна их первых балерин башкирского театра. Некоторые уроки вел главный балетмейстер театра Виктор Пяри. Студия готовила в основном артистов кордебалета, но Рудольфу доверяли и небольшие сольные партии. Он был оформлен как артист балета и получал небольшую зарплату: десять рублей за вечер. Но тогда деньги имели для Нуреева наименьшее значение: он был переполнен счастьем от того, что получил работу, и чувствовал, будто у него выросли крылья.

«В действительности же это была далеко не блестящая перспектива — все, что я делал в театре, это ходил по сцене несколько вечеров в неделю то слугой, то нищим, то римским солдатом или еще кем-то в этом роде, — спустя годы трезво посмотрит Рудольф на былые успехи. — Но исполнение этих маленьких ролей также требовало репетиций, и становилось все труднее и труднее пропускать уроки и удерживаться в школе. Даже более юные, чем я, когда решали идти зарабатывать себе на жизнь, просто заявляли об этом своим родителям, и те устраивали их для продолжения учебы в вечернюю школу. Но как я мог признаться, что зарабатываю всего 300 рублей в месяц? Наконец, представившись артистом Уфимского оперного театра, я побывал в различных рабочих коллективах, где предлагал давать еженедельные уроки народного танца за 200 руб. в месяц. Это требовало большого нервного напряжения, но я понял, что могу заниматься этим. Так или иначе, но я стал зарабатывать столько же, сколько зарабатывал мой отец в те дни. Обстоятельства складывались благоприятно».

Со временем обстановка в семье Нуреевых немного смягчилась: статус театрального артиста значил немало. Правда, десятый класс Рудик заканчивал уже в школе рабочей молодежи — учиться в обычной школе и работать оказалось непросто.

У Рудольфа появилось еще одно увлечение, сохранившееся на всю жизнь: живопись. Вместе с другом Альбертом Арслановым он коллекционировал репродукции картин. Юноши тайно откладывали деньги, чтобы отправиться в Москву и своими глазами увидеть подлинники любимых произведений. В 1954-м им удалось съездить туда на автобусе — из Рязани, где оба были на гастролях вместе с театром. По залам Третьяковки бродили до самого закрытия, забыв про еду и про все на свете.

В 1955 году Башкирская республика отбирала танцовщиков для участия в таком важном событии, как декада башкирского искусства — она проходила в Москве.

Наступил день, когда артисты балета Башкирского оперного театра должны были предстать перед комиссией, которая отбирала артистов для участия в декаде. Все было готово: и артисты, и члены комиссии, за одним исключением. Один из солистов балета отсутствовал по невыясненной причине. Тогда директор театра поднялся на сцену, созвал всех артистов и объяснил сложившееся положение. Он спросил, нет ли желающих выступить в этой партии, чтобы просмотр мог продолжиться.

Рудольфу все происходящее показалось фантастическим сном. Он машинально поднял руку и выступил вперед. Затем, после короткого занятия с балетмейстером, вышел на сцену и станцевал… Победа оказалась полной: его включили в программу конкурса!

Но в столице произошло непредвиденное. То ли по причине усталости и радостного возбуждения, то ли из-за того, что юный конкурсант еще не привык к обычному нормальному режиму взрослых артистов балета и к изнуряющему ритму их работы (только в день приезда прошло три репетиции!), он, неудачно приземлившись после пируэта, растянул связки на пальце ноги. Ступня Рудика вскоре так распухла, что он не смог даже надеть туфли и должен был оставаться в балетных тапочках.

Аккомпаниатор Ирина Воронина, которая по-прежнему покровительствовала Рудику, сделала все возможное, чтобы в столице заметили ее любимого ученика.

Через неделю, когда палец юноши уже зажил, по рекомендации Ирины Александровны Рудик отправился в класс знаменитого Асафа Мессерера, танцовщика Большого театра и одного из известнейших педагогов, занятия которого ежедневно посещали звезды советского балета, включая Галину Уланову. Мессерер попросил Рудика подождать, пока он закончит урок, и разрешил ему присутствовать в классе. Но в конце урока Мессерера вызвали по какому-то срочному делу, и в класс он не вернулся. Рудик готов был заплакать от огорчения. Следующий день оказался удачнее: проэкзаменовать молодого солиста из Башкирии поручили другому педагогу. В конце экзамена он сказал, что если Нуреев решит поступить в Московскую балетную школу, то, скорее всего, попадет сразу в 8-й класс, поскольку элементарные основы хореографии ему уже известны.

Все сказанное показалось Рудику почти чудом: неужели сразу 8-й класс? Но юношу ждало глубокое разочарование: в тот период школа Большого театра не имела интерната; иногородние ученики, посещающие классы, должны были жить где-то на свои собственные средства. А разве возможно на небольшую стипендию и прокормить себя, и оплачивать съемную квартиру в Москве? Другое дело — Ленинград. Интернат там уже существовал, и многие учащиеся жили в нем.

Академия русского балета им. А. Я. Вагановой — одна из старейших балетных школ мира, с именем которой тесно связаны расцвет и всемирное признание русской балетной школы. Находится в центре Санкт-Петербурга, на улице Зодчего Росси.