Читать книгу - "Загадка XIV века - Барбара Такман"

Ангерран IV завоевал расположение короля в 1265 году, когда ссудил ему пятнадцать тысяч ливров на покупку креста, на котором, как полагали, распяли Иисуса Христа. Тем не менее он продолжал бесчинствовать, грубо нарушая законы, и умер в 1311 году в возрасте семидесяти пяти лет, не оставив потомства.

Ангерран IV завещал местному лепрозорию ежегодную ренту в размере двадцати су (что равнялось одному ливру) с тем, чтобы его обитатели «ежегодно отмаливали наши грехи». В те времена двадцать су равнялись дневному содержанию одного рыцаря или четырех лучников, или плате за наем повозки, запряженной двумя лошадьми, сроком на двадцать дней, или содержанию батрака в течение двух лет. Поэтому можно предположить, что грехи Ангеррана IV отмаливали многие, хотя, вероятно, и этого числа не хватало, чтобы спасти его душу.

После смерти Ангеррана IV династию де Куси продолжили потомки его сестры Алисы, вышедшей замуж за графа де Гина. Ее старший сын наследовал графский титул и земли отца, а владельцем феодального поместья Куси стал ее второй сын Ангерран V. Воспитанный при дворе шотландского короля Александра, он женился на его племяннице Кэтрин Линдсей Балиоль. Ангеррану V наследовали его сын Гильом, а затем внук Ангерран VI, вступивший во владение феодом в 1335 году. Через пять лет у него родился сын Ангерран VII, последний из де Куси, который и является героем нашего повествования.

Благодаря удачным женитьбам на представительницах могущественных семей Фландрии и Северной Франции, де Куси постоянно наращивали свое состояние и политическое влияние, приобретали новые земли, а с ними приобрели и новые геральдические отличия — гербы Буажанси, Эно, Дре, Саксонии, Монмирея, Руси, Балиоля, Понтье, Шатильона, Сен-Поля, Гельдре и Фландрии.

Де Куси добились столь высокого положения, что пользовались правами суверенных владык. Они располагали своим судом, а их двор состоял из тех же должностных лиц, что и двор короля. В число придворных входили коннетабль, дворецкий, конюший, лесничий, егерь, сокольничий, эконом, квартирмейстер (на случай дальних поездок). Кроме того, у сеньора такого ранга, как де Куси, имелись несколько лекарей, а также священники, брадобреи, менестрели, музыканты, художники, писцы, секретари, астролог, шут, карлик, пажи. Главный вассал, известный как кастелян или гар-дю-шато, управлял владением. Наконец, в распоряжении де Куси были пятьдесят рыцарей вместе со своими оруженосцами и многочисленный штат всевозможных слуг, способных носить оружие; таким образом, его постоянное войско состояло приблизительно из пятисот человек.

Сеньору, подобному де Куси, полагалось постоянно поддерживать свое высокое положение в обществе: иметь пышную свиту, устраивать охоты, пиры, рыцарские турниры, театральные представления, проявлять щедрость и не скупиться на собственные расходы, и люди, жившие на его милости, разумеется, полагали щедрость и расточительность наиболее привлекательными и неотъемлемыми чертами характера знатного человека.

Знатные люди обретали свой статус по праву рождения, но его следовало постоянно поддерживать силой оружия. Человек слыл благородным, если имел знатных родителей, знатных дедов и прадедов и так далее, до первого вооруженного всадника. И все же статус этот был довольно аморфным. Единственным необходимым критерием этого статуса являлась постоянная военная практика. Это была обязанность второго из трех учрежденных Богом сословий. Каждому сословию назначалось выполнять собственную задачу на благо всего людского сообщества: священникам надлежало молиться за всех, рыцарям — всех защищать, а простолюдинам — трудиться, обеспечивая всех пропитанием.

Священнослужители как ближайшие к Богу являлись первым сословием, делившимся на две иерархии: монахов и священников, выполнявших свои обязанности в миру. Во главе обеих иерархий стояли прелаты: аббаты, епископы и архиепископы. Но между прелатами и бедными малообразованными священниками общего было мало. Третье сословие было еще менее однородным. Наряду с предпринимателями, юристами и врачами, в него входили ремесленники, крестьяне, поденщики. Тем не менее знать не видела разницы между ними и стригла всех под одну гребенку. Некий дворянин, служивший при дворе герцога Бургундского, писал: «Не следует отличать купцов от ремесленников. И те и другие входят в одно сословие, которое не способно явить из своей среды достойных людей, ибо они являются собранием прислужников и батраков».

Теоретически, знатные люди овладевали боевыми искусствами не ради собственной пользы, а для защиты других сословий и поддержания справедливости и порядка. Полагалось, что благородные обязаны защищать угнетенных, бороться с тиранами и способствовать распространению добродетелей, то есть решать задачи, которые были не по силам невежественным крестьянам, как установили их современники по христианскому миру, если только не сам его основатель.

Считаясь защитниками народа, знатные люди были освобождены от прямых налогов, наподобие подушного или налога на очаг, и выплачивали лишь налог с оборота. Однако, пропорционально доходам, бедные платили больше богатых. Такое налоговое послабление для знатных людей объяснялось тем, что «во время войны они подвергают опасности свою жизнь и имущество», но на практике налогообложение было столь же изменчивым, как небо, покрытое облаками, в ветреный день. В частности, налогообложение священников являлось предметом бурных дискуссий, когда приходило время выделять деньги на защиту страны от внешней угрозы.

Средневековая налоговая система не имела ясных и устойчивых правил и была настолько отягчена всевозможными дополнениями, что правильно рассчитать сумму налога представлялось практически невозможным. Считалось, что король должен «жить на свои доходы», но в связи с тем, что их может не хватить для защиты страны и для других общегосударственных нужд, его подданные могут облагаться налогами, чтобы, как заметил Фома Аквинский, «обеспечить общее благо за счет общих вложений». Это положение исходило из правила: «знатные люди созданы Богом не для того, чтобы во всем искать выгоду, а с обратным предназначением — способствовать благу всего народа».

Люди благородного происхождения не расставались с оружием не только для освобождения от налогов, но и для самоутверждения. «Ни у одного из нас нет отца, который бы умер в своей постели, — писал некий рыцарь XIII столетия. — Все погибли на поле брани».

Знатный человек не мыслил себя без лошади, которая «поднимала» его над другими людьми. На многих языках (не только в английском) рыцарь (chevalier на французском) — то же, что всадник. Считалось, что «храбрый человек на хорошей лошади за час сражения может добиться большего, чем десять и даже сто пеших». Боевой конь должен быть «умным, сильным и быстрым, с нравом настоящего бойца». Во время военной службы рыцарь и лошадь полагались единым целым, без лошади рыцарь превращался в обыкновенного человека.

Битва являлась самозабвением рыцаря, приводила его в экстаз. «Если бы я стоял одной ногой в раю, — восклицал Гарен Лотарингский, герой средневековой поэмы, — я бы убрал ее и отправился биться».

Трубадур Бертран де Борн описал свое отношение к битве гораздо пространнее: