Читать книгу - "История викингов. Дети Ясеня и Вяза - Нил Прайс"

За исключением рунических надписей, все сохранившиеся древнескандинавские тексты созданы на несколько столетий позже эпохи викингов и были записаны христианами. Это значит, что между ними и языческой эпохой викингов, которую они пытаются описывать, лежит временная, культурная и идеологическая пропасть. Во многих сагах особое внимание уделяется Исландии — там происходят описываемые события, либо там были созданы сами тексты, что вносит некую географическую необъективность в изначально, вероятно, гораздо более широкое повествовательное полотно, охватывавшее всю Скандинавию. Каждый из этих текстов уникален и написан по определенным причинам, не все из которых очевидны для современного читателя. К этому следует добавить превратности хранения: тексты со временем искажались из-за ошибок переписчиков (в нашем распоряжении почти нет оригинальных рукописей), отдельные куски теряли, редактировали, изменяли или просто  вымарывали, и, конечно же, произведение могло попросту не сохраниться. Иногда фрагментарность текста очевидна, и мы понимаем, чем она вызвана. Иногда нам известны лишь названия не дошедших до нас саг и краткое описание их сюжета. Во многих случаях мы даже не представляем, чего именно лишились.

Прежде чем браться за саги и любые другие древнескандинавские прозаические и поэтические произведения, необходимо ответить на обманчиво простой вопрос: что вы хотите с ними делать? Многие исследователи, изучающие тексты саг сквозь призму литературного или материального исследования, нередко бывают (как выразился Толкиен в отношении «Беовульфа»)«обескуражены, обнаружив, что произведение заключает в себе лишь само себя, а не то, что им хотелось бы найти». Саги, как следует из названия, были в первую очередь историями, предназначенными для рассказывания вслух, но потенциальным слушателям был известен их контекст. Жизнь викингов строилась вокруг внутрисемейных и междусемейных отношений, оплетавших все общество узами взаимной зависимости. Саги закрепляли людей в определенном отрезке времени и давали им чувство связи с прошлым — то, которое опять же Толкиен назвал «ощущением перспективы, прикосновением к древности, за которой стоит еще более великая и темная древность».

Это ощущение никуда не делось. Дезориентирующее воздействие родовых саг на современную аудиторию отчасти связано с тем, что они производят настолько реальное впечатление — они как будто позволяют читателю испытать на себе, каково было жить в этом чужом мире с его немногословными драмами и обостренным восприятием всего происходящего вокруг. На своей родине, в Исландии, саги и сейчас остаются вполне живыми, знакомыми каждому произведениями. Каждый может (и должен!) с удовольствием прочитать эти повести как настоящие шедевры мировой литературы, каковыми они, несомненно, являются, — но в тот момент, когда вы захотите пойти дальше и использовать их каким-либо образом, вы столкнетесь с рядом серьезных вопросов. Самый главный из них — вопрос фокуса. Что нас интересует — подлинная, реальная, происходившая в действительности жизнь викингов, которой посвящены саги, или то, как этот древний опыт был переосмыслен и апроприирован в Средние века, в тех условиях и в социальном контексте того времени, когда создавались саги? Это совершенно разные вопросы.

Прежде всего, стоит поинтересоваться, каковы шансы разглядеть настоящую жизнь эпохи викингов сквозь патину средневекового текста и есть ли она там вообще. Стоит задуматься, что будет, если ответ на этот вопрос окажется однозначно отрицательным. Даже самые скептически настроенные исследователи литературы, отказывающиеся считать древнескандинавские тексты сколько-нибудь достоверными источниками сведений о реальной эпохе викингов, не всегда могут ответить на вопрос, который прямо вытекает из этого мнения: почему в таком случае средневековые исландцы на протяжении нескольких столетий создавали столь подробное, всеобъемлющее и внутренне упорядоченное собрание историко-фантастических произведений? Некоторые ученые усматривали в сагах христианские аллегории (например, одинический воин-поэт Эгиль Скаллагримссон как олицетворение святого Павла) — но зачем было пускаться на такие ухищрения, когда скандинавы вполне могли прямо ассимилировать библейские истории? А если они хотели ретроспективно связать христианские добродетели с образами предков, чтобы иметь возможность по-прежнему ими восхищаться, не ожидая от них слишком многого, то как это объясняет существование литературного жанра, по сути пропагандирующего языческий взгляд на жизнь, идущий вразрез с господствующими нормами средневековой морали? Далеко за пределами туманного золотого века Илиады или написанной по заказу мифической предыстории «Энеиды» существовали целые циклы повестей, живописующие обреченное благородство людей, от которых в ужасе отшатнулась бы тогдашняя церковь.

Эта книга отвергает упомянутую выше точку зрения на древнескандинавские тексты и предпринимает попытку, сохраняя трезвость взгляда и способность к критической оценке, пойти по другому пути, который, как мы надеемся, приведет нас в мир викингов. Мы не будем надолго задерживаться в его позднесредневековой тени. Однако это вовсе не значит, что в этом случае мы не столкнемся ни с какими препятствиями при чтении источников. Вообще говоря, любые средневековые произведения почти никогда нельзя читать как заслуживающие абсолютного доверия и надежные репортажи о событиях, которые они якобы описывают. У этих сочинений всегда есть политическая подоплека, хотя степень достоверности у разных текстов неодинакова и всегда может быть оспорена. Саги и другие текстовые произведения древнескандинавского ума по-настоящему изумительны, но их следует интерпретировать с огромной осторожностью: мы всегда должны осознавать, какие пробелы (иногда больше похожие на пропасти) в знаниях могут стоять за ними.

Источники дают нам исходные данные, но, прежде чем двинуться дальше, необходимо сделать несколько оговорок, касающихся социального контекста, интеллектуальной ответственности и этики. Индивидуальный опыт жизни в настоящем времени всегда субъективен — то же самое верно в отношении истории, которую мы изучаем. Викинги вполне могут служить здесь показательным образцом.

За прошедшие столетия многие без колебаний использовали викингов в собственных, порой не слишком благородных целях, а кто-то продолжает делать это и сейчас. И этот неослабевающий интерес показывает, что их древняя жизнь по-прежнему находит отклик в нашей современной жизни. Я твердо уверен, что любое осознанное взаимодействие с викингами в XXI веке должно учитывать те зачастую глубоко проблематичные аспекты, которые связаны с памятью о них в настоящем. Ученым, изучающим викингов, хорошо знакомо чувство, возникающее при появлении в публичных или частных обсуждениях очередной противоречащей фактам ерунды, и поэтому нам важно с самого начала недвусмысленно обозначить здесь свою позицию.

Мир викингов, которому посвящена эта книга, был в высшей степени мультикультурным и полиэтническим, со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде мобильности населения, разнопланового взаимодействия (во всех смыслах этого слова, включая самый интимный) и необходимой в таких условиях степени толерантности. Корни этих явлений тянутся далеко в доисторическую эпоху Севера. Такого явления, как «чистая нордическая» раса, никогда не существовало, и люди того времени, вероятно, были бы немало озадачены этим понятием. Мы называем словом «викинги», в полной мере осознавая всю его неоднозначность, людей, составлявших большинство населения Скандинавии. Однако рядом с ними на этих землях жили и другие люди, в частности полукочевой народ саамов.