Читать книгу - "Василий III - Александр Филюшкин"

Переговоры 1517 года имели некоторую специфику. В Москву прибыл имперский посол Сигизмунд Герберштейн. Одной из целей его миссии было исполнение обещания, данного императором Максимилианом королю Сигизмунду I об имперском посредничестве в установлении мира между Польшей, Литвой и Россией. Василий III не возражал, ему было даже интересно попробовать, как выразились бы сегодня, «новый формат» переговоров. Большая европейская политика все больше приоткрывала свое лицо, и это было любопытно и поучительно. Тем более что Василий III, стоявший на русских традициях ведения переговоров, переиграл гостей по всем статьям. Он отказался начинать разговор, пока литовские войска не будут отведены от Опочки. Послы прибыли в Москву 3 октября, а Василий III принял их только 29 октября, когда получил известие об успехе в Псковской земле его воевод. Понятно, что это сразу придало переговорам характер диалога победителя и побежденных.

Послы, видимо под влиянием Герберштейна, сразу же попытались перевести разговор в глобальный контекст противостояния христианского мира язычеству и мусульманству. Разве перед лицом такой великой опасности для веры пригоже двум христианским государям заниматься сварами между собой и тратить силы на взаимное уничтожение на радость врагам Христовым? Дипломаты Василия III охотно согласились, что, конечно, непригоже. Но ведь это Россия стоит за христианство, борется с Крымским и Казанским ханствами. А вот Сигизмунд I как раз уличен в науськивании крымских татар на Русь — какой же он борец за христианский мир? Именно польский король является виновником войны. И он должен искупить вину — выдать панов, виновных в смерти сестры Василия III великой княгини Елены, отдать Киев, Полоцк, Витебск и те города, которые князь Александр Ягеллончик передал своей жене Елене Ивановне. Вот тогда и наступит справедливый и прочный мир! Литовцы в ответ обвинили Василия III в клятвопреступлении — он начал войну вопреки существующим договоренностям, и потребовали отдать им Псков, Новгород, Смоленск, Вязьму, Северские города и т. д.

Посредничество Герберштейна было дезавуировано предъявлением текста русско-имперского договора 1513 года, подписанного Шнитценпаумером. В нем говорилось о военном союзе России и империи против Сигизмунда и о том, что империя признает права России на Киев, Полоцк и Витебск. Герберштейн разволновался: ситуация в самом деле получалась пикантной. Он начал горячо убеждать, что Шнитценпаумер превысил полномочия, что император на самом деле такого не подписывал, а затем произнес загадочную фразу: «Делал бы, да не умею, среднего пути не знаю, вы, бояре, говорите высоко, и послы Сигизмунда короля говорят высоко, а среднего пути не знаю». После чего попросился домой, к императору. Посредническая миссия явно не задалась.

Русские дипломаты применили беспроигрышный прием, которым не раз успешно пользовались впоследствии: резко задрать планку требований, чтобы потом за счет ее снижения выторговать те малые уступки, ради которых, собственно, и велись переговоры. Требуя Киев, Полоцк и Витебск и доведя этими требованиями литовскую делегацию до нервного состояния, дипломаты Василия III добились того, чего хотели: о Смоленске уже никто не вспоминал. На страницах посольской книги, содержащей запись дебатов, много споров о том, кто первым нарушил крестоцелование — Сигизмунд или Василий III, много препирательств о Киеве и других городах, но тема Смоленска не звучит вообще. Поэтому, когда, ко всеобщему облегчению, Василий III заявил, что только по просьбам Герберштейна и исключительно из любви и уважения к Максимилиану отказывается от Полоцка и Витебска, все вздохнули с облегчением. Но ход был за литовской стороной — от нее тоже требовался жест доброй воли, надо было от чего-нибудь отказаться. А от чего? Потеря Северских городов и Верховских земель была уже признана после войны 1507–1508 годов. Остался только Смоленск…

Признать это означало провалить миссию. И 10 ноября Герберштейн прислал Василию III пространное письмо, в котором обосновывал необходимость возвращения Смоленска. Он назвал бездоказательными обвинения в адрес Сигизмунда I в клятвопреступлении, нарушении существовавших договоренностей, связях с Крымом и наведении татар на Русь. По мнению Герберштейна, если король и платил татарам, так только выкупая мир для себя, но вовсе не науськивая их при этом на других христианских государей. Василий III должен доказать всему миру, что он взял Смоленск не из-за корысти и охоты до чужого добра, а из благородных побуждений, борясь за правду, как он ее понимал. Он доказал свою силу в этой борьбе — так пусть же теперь сделает жест и вернет Смоленск, что его весьма возвысит в глазах христианского мира. Этот поступок принесет Василию славу индийского царя Пирра, который вернул римлянам 200 пленных, или славу Максимилиана, который вернул венецианцам взятую Верону. Тогда и император, к тебе «дружебнейший», станет еще «дружебнее».

Аргументы были слабоваты. «Дружебнейший» император не далее как несколько лет назад коварно обманул с выгодным для России договором. Мнение христианского мира для московского государя было весьма трудно воображаемым понятием, и, кроме того, он имел весьма размытые представления о царе Поре / Пирре и возвращении Вероны. Василию III было ясно одно: посредник Герберштейн на самом деле играет на стороне Сигизмунда I. К тому же Василия III задело пренебрежительное отношение к судьбе его сестры Елены, невнимание имперского посла к фактам переговоров Сигизмунда I с Крымом, его откровенное нежелание вникать в сложные перипетии развития владельческих прав монархов Восточной Европы на ту или иную землю. От Василия III хотят демонстрации благородства — но где же эта демонстрация со стороны Сигизмунда? 12 ноября 1517 года переговоры были завершены, литовских послов «бездельно» отправили из Москвы. Государь подтвердил, что он тоже хочет мира, но выдвинутые литовской стороной условия неприемлемы. Смоленска он не отдаст. Войны не боится. Герберштейн страшно переживал. Посольская книга так передает его слова: «Я трудился и делал и не нашел посредничества, и если была бы на это надежда — я бы еще трудился, но никто этого не хочет». Он написал еще одно письмо Василию III, в котором рассказал об обстоятельствах возвращения Вероны (раз русский государь их не знает), много рассуждал о правовой стороне спора о наследстве Елены Ивановны, даже обещал добиться выдачи виновных в ее гибели (если удастся договориться по главным вопросам). Он потому не верит в роль Сигизмунда I в науськивании татар на Русь, оправдывался Герберштейн, что эту клевету на благородного польского короля возвели татарские пленные — разве им можно верить? Далее шли рассуждения о роли монарха в истории и о том, как бы возвысил возврат Смоленска Василия III^[159].

В конце своей миссии Герберштейн от имени императора Максимилиана попытался заступиться за Михаила Глинского и попросил отпустить того к императору. Ему ответили, что этого никак нельзя: князь в очередной раз меняет веру: был православным, стал католиком, теперь опять хочет в православие. Духовенство испытывает, насколько искренне его желание и не хочет ли он через возврат в православие облегчить свою тюремную участь. Пока этот важный вопрос не выяснится, Глинского отпустить невозможно, иначе можно ненароком и его душу загубить. 22 ноября 1517 года, так и не добившись успеха ни в одном вопросе, Герберштейн уехал из Москвы.