Читать книгу - "Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - Александр Во"

Сэ р,

Вернувшись из путешествия за границу, могу ли я надеяться на гостеприимство ваших страниц и засвидетельствовать мое восхищение работой наших дипломатических и консульских представителей в Германии.

Я хочу обратить особенное внимание на Генеральное консульство в Вене… Я уверен, что чиновники и персонал консульства, с их серьезными начинаниями, симпатией и лояльностью, приводят демократические идеи в действие и являются эталоном американизма среди дикой лжи и научного садизма.

Дж. Дж. Стонборо^[436]

Когда Джон Лорд прибыл в тюрьму, он устроил настоящее шоу, возмущаясь жестокими условиями, в которых содержится Гретль, и требуя, чтобы немедленно позвали ее личного врача. В конце концов ему удалось ее освободить, но оба паспорта — и американский, и фальшивый югославский — были конфискованы, и ей приказали оставаться в Вене, пока ее дело не будет рассмотрено в суде. К тому времени, когда Гермину (шестидесяти трех лет), Хелену (пятидесяти девяти) и Гретль (пятидесяти шести) наконец освободили из заключения, они тряслись от страха. Хелена ужасно волновалась. В тюрьме она отказывалась есть, и теперь выглядела бледной и истощенной; Гретль, все еще с воспалением легких, впала в лихорадочную депрессию, а Гермина не могла больше ничего делать, кроме как с утра до вечера сетовать на судьбу. Рождество в том году было для Гретль угнетающим.

Это было первое с 1925 года Рождество без Пауля и Людвига, Джером был мертв, оба родных сына — в Америке, и один из усыновленных — в Берлине. С ней была только секретарша и второй мальчик Застроу, он делился с ней шоколадом и пряниками и отвлекал от мрачной перспективы предстоящего похода в суд. «Для семьи настали трудные времена, — писала Гермина Людвигу, — великая расплата и проверка всех наших отношений, не говоря уже об опасностях извне. Иногда я все ясно вижу перед собой и думаю: камня на камня не останется»^[437].

Хорошая новость заключалась в том, что когда наконец пришла повестка, в ней не было имени Хелены, раз она не участвовала в изначальном подлоге, — да и к лучшему, ведь теперь она могла спокойно присматривать за больным мужем. Слушания назначили на начало апреля 1939 года. Натасканные адвокатом, господином Корнишем, Гермина и Гретль выучили свои выступления в суде наизусть. Слушания уже было начались, две леди и их племянник сидели, заламывая руки, на скамье подсудимых, как вдруг объявили, что в соответствии с новым антиеврейским декретом господину Кор-нишу запрещено их представлять. Тем временем Арвид заручился услугами высокого седовласого, умеющего хорошо говорить, зловещего адвоката, занимавшегося делами высшего класса, по имени Альфред Индра.

Судья предложил Гретль и Гермине отложить слушания, пока они не найдут себе другого, арийского адвоката, но они выбрали защищаться самостоятельно. Гермина потом назовет это удачным поворотом, потому что «внешний вид и манера речи были нашей лучшей защитой, гораздо лучше всего, что мог сказать в нашу пользу явно еврейский адвокат»^[438]. Каждый в свою очередь давал показания, и Гретль снова взяла на себя всю ответственность. Арвид и Гермина тоже признали свою вину. Да, они купили фальшивые паспорта с целью обмануть государственную пограничную полицию; да, они собирались уехать, не заплатив Reichsfluchtsteuer, налог на эмиграцию, и уклониться от перевода всей их иностранной валюты в Рейсхбанк; да, они подделали подписи своих родственников; и да, они солгали полиции, когда их опрашивали в первый раз.

Судья Штандхартингер, приняв все это во внимание, глубоко вздохнул и подвел итоги. «Фальшивая подпись на фальшивом паспорте, — сказал он, — приравнивается к попытке убить уже застывший труп. Разве можно в таком случае сказать, что было совершено преступление?» Коллегия судей удалилась на совещание и после долгой паузы вышли, чтобы объявить оправдательный приговор всем троим. Витгенштейны верили, что высокие связи помогут им выбраться из любой беды. «Мы защищены», — часто говорили они. С них сняли все обвинения, основываясь на мелочи, относящейся только к одному из них. Гермина, Гретль и Арвид были переполнены радостью и облегчением — все выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой.

И, что еще печальнее, все было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и через два дня Гермина, Гретль и Арвид получили «адский удар», который повлиял на них «сильнее, чем все, что ему предшествовало»^[439]. Прокурор Вены, которого не впечатлил эксцентричный вердикт судьи Штандхартингера, обжаловал решение и приказал вновь открыть дело.