Читать книгу - "Житейская правда войны - Олег Смыслов"

Это несколько колебало уверенность Сталина, как Верховного, в принятом им уже решении вести оборонительные действия.

«Прошёл май. Опять всплыли разговоры об упреждающем ударе с нашей стороны. Рокоссовский переживал, как бы в Ставке не приняли такое решение. Соотношение сил было примерно равным, и преимущество будет на стороне обороны. Наступающий должен иметь значительное превосходство в силах и особенно в средствах. Организованная оборона давала твёрдую уверенность Рокоссовскому, что он разгромит противника, а возможное наше наступление наводило на размышления. Тем более что Рокоссовский принадлежал к числу тех полководцев, которые планировали операции с минимальными потерями. Однако Ватутин по-прежнему был уверен в успехе предполагаемого упреждающего удара…

В конце июня разведка донесла, что противник начнёт наступление второго июля. Но ни второго, ни третьего, ни четвёртого июля ничего не произошло. Напряжение росло» (Феликс Чуев).

«В ночь на пятое июля я был на докладе у Сталина на даче, — пишет Голованов. — Он был один. Выслушав мой доклад и подписав представленные бумаги, Верховный сразу заговорил о Рокоссовском. Он довольно подробно вспомнил деятельность Константина Константиновича под Москвой, и под Сталинградом, особенно подчеркнув его самостоятельность и твёрдость в принятии своих решений, уверенность в правильности, а главное — обоснованность вносимых им предложений, которые всегда себя оправдывали, и наконец Сталин заговорил о создавшемся сейчас положении на Центральном и Воронежском фронтах. Рассказал о разговоре с Рокоссовским, где на вопрос, сможет ли он сейчас наступать, последний ответил, что для наступления, имея в виду соотношение сил, ему нужны· дополнительные силы и средства, чтобы гарантировать успех, и настаивая на том, что немцы обязательно начнут наступление, что они не выдержат долго, ибо перевозочных средств у них сейчас еле хватает лишь на то, чтобы выполнить текущие расходы войны и подвозить продовольствие для войск, и что противник не в состоянии находиться в таком положении длительное время. И наконец не то вопросом, не то с каким-то сожалением Сталин сказал:

— Неужели Рокоссовский ошибается?.. — Немного помолчав, Верховный сказал: — У него там сейчас Жуков.

Из этой реплики мне стало ясно, с какой задачей находится Георгий Константинович у Рокоссовского. Было уже утро, когда я собирался попросить разрешения уйти, но раздавшийся телефонный звонок остановил меня. Не торопясь, Сталин поднял трубку ВЧ. Звонил Рокоссовский. Радостным голосом он доложил:

— Товарищ Сталин! Немцы начали наступление!

— А чему вы радуетесь? — спросил несколько удивлённо Верховный.

— Теперь победа будет за нами, товарищ Сталин! — ответил Константин Константинович.

Разговор был окончен.

— А всё-таки Рокоссовский опять оказался прав, — как бы для себя сказал Сталин».

В 1944 году в Ставке обсуждались разные варианты проведения Белорусской операции. Командующий 1-м Белорусским фронтом генерал армии Рокоссовский предлагал, как всегда, самый необычный вариант: нанести одновременно два главных удара. Маршал Жуков и Генеральный штаб выступили категорически против такого предложения. Более того, их поддержал сам Верховный. Ведь считалось абсолютно правильным нанесение всего лишь одного главного удара при прорыве хорошо подготовленной обороны противника, остальные же должны были нести вспомогательный характер, скрывая истинное направление нанесения главного удара.

Противники Рокоссовского настаивали на ударе с плацдарма на Днепре в районе Рогачёва.

Рокоссовский вспоминал: «Окончательно план наступления отрабатывался в Ставке 22 и 23 мая. Наши соображения о наступлении войск левого крыла фронта на Люблинском направлении были одобрены, а вот решение о двух ударах на правом крыле подвергались критике. Верховный Главнокомандующий и его заместители настаивали на том, чтобы нанести один главный удар — с плацдарма на Днепре (район Рогачёва), находившегося в руках 3-й армии.

Дважды мне предлагали выйти в соседнюю комнату, чтобы продумать предложение Ставки. После каждого такого «продумывания» приходилось с новой силой отстаивать своё решение. Убедившись, что я твёрдо настаиваю на нашей точке зрения, Сталин утвердил план операции в том виде, как мы его представляли.

Генералы К.К. Рокоссовский и К.Ф. Телегин у карты в командном пункте 1-го Белорусского фронта

— Настойчивость командующего фронтом, — сказал он, — доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это надёжная гарантия успеха». Далее полководец объясняет причину настойчивой защиты решения о двух ударах: «Дело в том, что местность на направлении Рогачёв, Бобруйск позволяла в начальный период наступления сосредоточить там лишь силы 3-й и частично 48-й армий. Если этой группировке наших войск не оказать помощи, на другом участке противник будет в состоянии не допускать здесь прорыва своей обороны. В случае необходимости он для парирования угрозы имел бы возможность перебросить сюда силы с неатакованных участков.

К этому необходимо добавить, что правый фланг 3-й армии упирался в район, занимаемый противником не только по западному, но и по восточному берегу Днепра. Это вынуждало нас принять надлежащие меры для обеспечения правого фланга армии и фронта. Удар 65-й и 28-й армий на левом берегу Березины в направлении Бобруйск, Осиповичи лишал противника возможности перебросить свои силы с этого участка против 3-й армии, и наоборот. Ударами на двух направлениях вводилась в сражение одновременно основная группировка сил правого крыла фронта, чего нельзя было достигнуть ударом на одном участке из-за его сравнительной ограниченности. Кроме того, успех, достигнутый на любом из этих участков, ставил противника в тяжёлое положение, а войскам фронта обеспечивал успешное развитие операции».

Маршал К.К. Рокоссовский

К слову, Константин Константинович тогда своим фронтом впервые в мировой военной практике нанёс два главных удара (передний край протяжённостью 900 км). При этом с плацдарма у Рогачёва успех не был достигнут. Зато там, где наносился второй главный удар, был достигнут наибольший успех!

«Вряд ли можно назвать другого полководца, который бы так успешно действовал как в оборонительных, так и в наступательных операциях прошедшей войны, — писал главный маршал авиации Голованов. — Благодаря своей широкой военной образованности, огромной личной культуре, умелому общению с подчинёнными, к которым всегда относился с уважением, никогда не подчёркивая своего служебного положения и в то же время обладая волевыми качествами и выдающимися организаторскими способностями, он снискал себе непререкаемый авторитет, уважение и любовь всех, кто с ним общался».

После Белорусской операции, которую изучают во всех военных академиях мира, Сталин назвал Константина Константиновича «мой Багратион». За неё же Рокоссовский и стал маршалом.