Читать книгу - "Обряд Ворлока - Владислав Русанов"

— Ну да, — кивнул словен. — Взять хотя бы Гюнтера, купца гамбуржского.

— Вот-вот. И я про него сразу подумал. Так что иерархи иерархами, а каждый человек сам для себя решать должен, с кем дружить, кому руку подавать. Я всегда сам смотрю, что за человек…

— Ну да! — перебил монаха Вратко. — А если ты дружишь с кем-то, а его вероотступником объявят, анафему огласят? Что тогда делать будешь? Пойдешь против епископов?

Димитрий задумался, замолчал.

Над морем кричали чайки. Весело голосила детвора роанов, успевшая выбраться на берег и принять облик, подобный человеческому. Теперь они гонялись друг за дружкой, прыгая по камням, взбираясь на отвесные скалы. Наблюдавшие за ними матери и бабки нисколько не возражали. Напротив, криками подбадривали отстающих, хвалили особо отличившихся. Вернее, это Вратко так думал, что хвалили и подбадривали. Речь тюленей-оборотней, хоть и неуловимо напоминала говор пиктов или динни ши, пока еще ускользала от новгородца. Так что смысл восклицаний он скорее угадывал по выражению лиц и тону голосов.

Из-за нагромождения валунов появился Гуннар, перепоясанный мечом, а с ним невысокий плотный роан с улыбчивым лицом. Они присоединились к кашеварам. Кормщик что-то негромко рассказывал, отмахивая ладонью. Слушая его, Вульфер неодобрительно качал головой. Потом пожал плечами и пальцем показал на Вратко.

Викинг обернулся и подмигнул парню. А роан с достоинством поклонился.

Новгородец привстал и поклонился в ответ, как того требовали правила приличия. А когда плюхнулся на нагретое место, услышал неторопливые, рассудительные слова херсонита.

— Господь наш, Иисус Христос говорил: «Итак во всем как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки».[115]Я, конечно, не пророк, но эту заповедь Сына Божьего всегда стараюсь выполнять. И если моему другу огласят анафему, это не значит, что я отвернусь от него.

— Спасибо, — грустно улыбнулся парень.

— Ты о чем это?

— Да так, ни о чем, — отмахнулся Вратко и, чтобы направить неприятный разговор в другое русло, спросил: — Сильно книга-то попорчена?

— Да не то чтобы сильно, — радостно ухватился за его вопрос грек — видно, и сам хотел оставить споры о вере и ее отношении к чародейству. — Я боялся: совсем ничего прочитать не смогу. Но Господь миловал — страницы почти все позатекали, но буквицы уцелели. Хорошие раньше чернила делали — не чета нынешним. Кое-где, конечно, размазалось, а иногда и смылось… Ничего, разберем. Не в этом главное горе.

— А в чем?

— Язык, которым книга писана… Очень уж он непонятный. Вроде бы латынь, а какая-то не такая…

— Латынь? Выходит, не друиды книгу писали, а монахи?

— С чего ты взял?

— Ну, так друиды бы по-своему писали…

— По-друидски, что ли? — рассмеялся Димитрий.

— Почему? — немножко обиделся Вратко. — Мне Рианна рассказывала… Рианна, она из пиктов, ее народ жил тут еще до римского завоевания…

— Никогда не слышал.

— Будет время — расскажу. А еще лучше, пусть она сама тебе расскажет про народ Чаши и народ Зверя, про то, как могущественное племя, заселявшее половину острова, превратилось в ораву дикарей. Между прочим, в развалинах аббатства на нас пикты набросились.

Херсонит перекрестился:

— Спаси и сохрани… Чего же они хотели?

— Кто его знает? Я думаю, они просто спрятаться в Стринешальхе хотели, а тут мы. Народ дикий, даром что древний. Вот и кинулись в драку.

— Думаю, не все так просто, — покачал головой грек.

— А что толку гадать? Пикты теперь уже не расскажут. Саксы, что рядом с аббатством живут, тоже, как я понял, не сильно-то рвутся нас приютить. Да я не про это говорил…

— Прости. Я, кажется, понял, что ты сказать хотел.

— Друиды были у бриттов и у скоттов, у ибернов и у пиктов. А наречия у всех разные были. Стали бы они на латыни книгу писать?

— Да кто его знает? — пожал плечами Димитрий. — Может, и стали бы. Как раз для того, чтобы другие народы, у которых речь отличается, могли понять написанное. Мне кажется, тут вопрос в другом: знали ли друиды буквицы? Ты не подумай чего, но у вас, словенов, как у полян, древлян да кривичей, разве была грамота до Кирилла и Мефодия?

— Ну… Вроде не было. Нарочно ведь князья Ростислав, Коцел да Святополк посольство в Царьград посылали. Как там сказано было: «Земля наша крещена, но нет в ней учителя». Так будто бы…

— Вот видишь! А речь-то была и до Кирилла Философа!

— Была. Так и со скоттами, может быть. Хотя… Лучше всего Вульфера спросить. Он давно уж тут живет, наверняка знать должен.

— Значит, монахи писали книгу?

— Да. Монах. Может, постарше Беды Достопочтенного…[116]Слыхал о таком?

— Слыхал. Вульфер как-то поминал. А ты читал его книги?

— Нет. Не пришлось. Я-то думал в Англии разыщу да почитаю…

— Так может, это его книга? Ну, я хотел сказать, он писал, Беда?

— Нет, Вратко. Я так не думаю. Беда Достопочтенный писал бы на обычной латыни, какая среди монахов латинского обряда принята. А я ее хорошо знаю. Почти как родной мой греческий. Иногда даже думаю на ней.

— Ясно, — новгородец кивнул, хотя на самом деле ему ничего не было понятно. Зачем нужна книга, прочесть которую ты не в состоянии? Или монах сразу, еще в подземелье, не увидел, что язык непонятный? А если увидел и все равно тащил, как это назвать можно? Глупостью? Жадностью?

— А ты, Вратко из Новгорода, грамоте учен? — прищурился грек.

— Да уж, учился… — С легким оттенком гордости — ишь ты, уличить хотел в безграмотности, да не тут-то было! — Могу купчую составить, могу Святое Писание читать. Я же купеческий сын как-никак.

— Верно! А я и запамятовал! — неизвестно чему обрадовался херсонит. — Это хорошо, что ты кириллицу разумеешь. А хочешь, я тебя латыни выучу? И по-гречески могу…

— На что мне латынь?

— Понимать будешь.

— Да я разговор и так понимаю.

— Это я вижу. Ты, Вратко, вообще молодцом. Я вдвое старше, а ведь ты меня превзошел. Речи понимаешь многих народностей. Больше, чем я.

— Мне нравится просто. — Парень не любил, когда его сильно уж хвалят. Ну, чуть-чуть «леща» подпустил, и ладно. А зачем же так долго? — Хорошо бы с каждым встречным на его языке говорить. И ему приятно, и тебе радостно.