Читать книгу - "Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого - Жан Фавье"

Ведь именно Мариньи обсуждал это дело с папой. По всей видимости, Ногаре, который лишился всякого уважения в глазах папы и более не имел на него никакого влияния, был вынужден уйти в тень, как и Плезиан, тогда как отношения между королем и папой несколько разрядились.

В Курии Мариньи действовал в двух направлениях. Прежде всего он добивался фактической ратификации договора, то есть обмена грамотами с печатями. Затем он попытался напугать Генриха VII, устанавливая контакты с итальянскими гвельфами, оставаясь верным той политической линии, которую, по его настоянию, выразил аббат Сен-Медара: если бы коронацию отложили, Генрих VII стал бы с большим интересом рассматривать идею союза с французами, который мог благоприятно повлиять на его отношения с папством; римский король мог бы воспользоваться помощью своего французского союзника, в котором уже бы не нуждался, став императором. Генрих VII догадался об этой уловке, как только ему стало известно о визите французов в Авиньон, и ответом именно на его жалобу стало возмущенное письмо кардинала Бертрана де Борда, папского камерария: чистой ложью в письме посланникам понтифика, находившимся при дворе Генриха VII, назвал он высказывания о том, что аббат Сен-Медара и другие послы короля Франции присутствуют в Курии лишь для того, чтобы помешать реализации планов римского короля!^[1076]

Чтобы получить от Генриха VII должным образом оформленный текст соглашения со всеми необходимыми печатями, Климент V выслал ему, как и Филиппу Красивому, образец.^[1077] Оставалось лишь убедить Генриха. В марте 1311 г. папские посланники получили от кардинала де Борда^[1078] указание уверить римского короля в добром к нему расположении со стороны французских послов, находившихся в Авиньоне: Мариньи никогда не разговаривал с папой ни о чем, что могло бы повредить интересам вышеупомянутого короля, и не обсуждал с ним никаких подобных распоряжений;^[1079] ранее уже было сказано, что аббат Сен-Медара и остальные находились при дворе понтифика не для того, чтобы помешать Генриху VII в его стремлениях, поскольку они никогда об этом не говорили; более того, Мариньи относится к королю как преданный друг и желает ему – верх лицемерия – быстрейшего восхождения к титулу императора;^[1080] наконец, отдельные недоброжелатели уверяли, что король Франции или один из его приближенных сказал или написал что-то супротив Генриха VII – но это неправда: в таком случае французские кардиналы не поддерживали бы идею коронации.^[1081] В заключение всего этого лживого политического хитросплетения, говорилось о том, что Генриху VII, как и Филиппу Красивому, следовало выслать к папе послов с ратификационными грамотами.

Ответ, впрочем, не был удовлетворительным. Заверений в преданной дружбе Мариньи, переданных папским камерарием, было не достаточно для того, чтобы римский король ратифицировал договор от июня 1310 г. На самом деле, Генрих VII, должно быть, прекрасно знал, как правильно воспринимать демарши Ангеррана в Авиньоне: составленное де Бордом по просьбе Ангеррана подобное послание как раз и доказывает то, что Генрих VII воспринимал камергера Филиппа Красивого как противника.

Тогда камергер применил другую тактику, и тон составляемых кардиналом Бертраном де Бордом предписаний изменился: камерарий, по наущению Мариньи; при каждом удобном случае сообщал папским посланникам при дворе Генриха VII о том, что если бы Филипп Красивый изъявил такое желание, Франция могла бы оказать помощь гвельфским городам! Представители итальянских городов, писал он, приехали в Париж, чтобы узнать, следует ли им оказывать сопротивление Генриху VII; они настаивали на встрече с королем или с Мариньи; многие из них с этой же целью находятся в Авиньоне и пытаются добиться аудиенции у Ангеррана де Мариньи. Но членам Курии было достоверно известно, что ни Мариньи, ни один из принцев и ни один из членов Совета короля Франции не захотел их принять и выслушать.^[1082]

Эти высказывания имеют под собой реальную основу: 1 апреля 1311 г. представители Флоренции отправили своим агентам в Авиньоне письмо, в котором говорилось о необходимости действовать во Франции в интересах этого города, не забывая также о сотрудничестве с Луккой и Сиеной.^[1083] Лизеран выдвинул достаточно правдоподобное, но бездоказательное предположение о том, что Мариньи и аббат Сен-Медара поддерживали отношения с агентами Лукки.^[1084]

Таким образом, это послание уже не было ложью, как предыдущее, но тем не менее его составители хотели оказать давление на Генриха VII: он должен был понять, что французы могли без всякого труда доставить ему множество неприятностей и что в его интересах было как можно быстрее выслать требуемые документы. Кардинал-камерарий показал себя ловким политиком, а сноровка Мариньи просто беспримерна: начав переговоры с гвельфами, Мариньи вызвал бы недовольство римского короля и спровоцировал бы окончательный разрыв, что вынудило бы Францию, ради достижения политической выгоды, оказывать итальянским городам финансовую или военную помощь в весьма сомнительном предприятии; а поставив себя в положение снисходящего, он вынудил Генриха VII опасаться нависшей над ним нешуточной угрозы, причем не было никакой необходимости ни порывать с гвельфскими городами, ни прекращать переговоры с Генрихом. Кроме того, этот маневр никак не отразился на государственной казне… Уверения кардинала де Борда в том, что Мариньи не встречался с флорентийцами, вероятно, подобны прозвучавшим в марте заявлениям, но хлопоты представителей гвельфских городов, без всяких сомнений, не возымели никакого результата.