Читать книгу - "Жаркое лето 1953 года в Германии - Николай Платошкин"

Уже на следующий день, 28 мая 1953 года, Ульбрихт, выступая на совещании партактива МГБ, призвал разделять руководство «молодой общины» (которое было агентурой Запада) и рядовых «обманутых» членов этой организации. А если уже кто-то и из рядовых членов ведет работу по заданию Западной Германии, то «это, товарищи, нам надо еще доказать»^[239].

В целом Ульбрихт еще раз подтвердил на совещании партактива МГБ курс на строительство социализма, не зная, что в Москве его уже сочли ошибочным. Проблемы в ГДР лидер СЕПГ сводил, в основном, к деятельности врагов и шпионов. Правда, Ульбрихт отметил и борьбу СССР за достижение национального единства Германии, которое, однако, может завершиться успехом только в том случае, если «основа этой борьбы — ГДР и дальше будет укрепляться»^[240]. Ульбрихт по-прежнему считал, что ГДР находится в стадии обострения классовой борьбы и призвал сотрудников МГБ повысить свой идейно-политический и профессиональный уровень.

Но уже 2 июня 1953 года Гротеволь, Ульбрихт и Эльснер (отвечал в Политбюро ЦК СЕПГ за вопросы идеологии) были приглашены в Москву, где их ознакомили с упоминавшимся выше постановлением Совета Министров СССР. Руководство ГДР было в шоке. Ульбрихт попытался составить проект постановления ЦК СЕПГ, признававший лишь отдельные ошибки и недочеты. Но это не прошло: Берия в грубой форме критиковал Ульбрихта, который «не любит собственный народ» и устроил в ГДР культ своей личности. Руководству СЕПГ жестко было рекомендовано немедленно сменить внутриполитический и социально-экономический курс. Такую поспешность считал ошибочной не только Ульбрихт. Один из его противников в политбюро Рудольф Херрнштадт (главный редактор «Нойес Дойчланд») позднее попытался убедить Семенова отложить столь радикальную корректировку прежней политики хотя бы на две недели, на что последний ответил: «Через две недели у вас уже может не быть государства»^[241].

3 июня Ульбрихт и его спутники из Москвы дали первые указания Политбюро ЦК СЕПГ, которое на своем чрезвычайном заседании в тот же день приняло экстренные меры. Было запрещено печатание всех книг и брошюр о II партийной конференции СЕПГ, а вся печатная продукция, посвященная 60-летию Ульбрихта, подлежала проверке (в Москве Ульбрихту «порекомендовали» отмечать юбилей так же, как это делал Ленин в 1920 году: в своей квартире и с участием нескольких близких друзей). Парторганизациям СЕПГ приказывалось немедленно прекратить пропаганду в пользу создания сельхозкооперативов третьего типа. Одновременно первым секретарям окружкомов СЕПГ вменялось в обязанность каждый день направлять в ЦК отчеты о настроениях населения (в Москве лидерам СЕПГ заявили, что они не знают истинного положения дел в собственной стране).

Пока в столице СССР принимались судьбоносные мары в отношении ГДР, Аденауэр (ничего о них не зная) решил еще раз заручиться поддержкой американцев, так как его по-прежнему очень беспокоила позиция Черчилля. Лидеры западных стран планировали в июне 1953 года встретиться на Бермудских островах, чтобы согласовать единую позицию перед четырехсторонними переговорами с СССР (именно поэтому Эйзенхауэр «не пустил» Черчилля в Москву), и Аденауэр хотел быть застрахованным от всяких неожиданностей (лучше всего, конечно, путем своего собственного присутствия на встрече). 29 мая 1953 года канцлер направил письмо Эйзенхауэру, в котором «в это жизненно важное для судеб Германии время» еще раз подтверждал поддержку жесткому курсу США в отношении СССР и выражал обеспокоенность взглядами Черчилля. Если уж четырехсторонней встречи по Германии не удастся избежать (благодаря усилиям британского премьера и советского руководства эта тема завладела умами европейской общественности), то Аденауэр просил организовать предварительно совещание заместителей министров иностранных дел западных держав с участием ФРГ для выработки общей позиции. Настаивал Аденауэр и на присутствии высокопоставленного представителя ФРГ в том месте, где будет проводиться четырехсторонняя встреча, с целью оперативной координации позиций. К письму Эйзенхауэру был приложен меморандум из восьми пунктов, излагавший точку зрения ФРГ на воссоединение Германии. Если брать этот меморандум за основу четырехсторонних переговоров, то их можно было и не созывать вовсе. Пункт 4 провозглашал право будущей единой Германии на «объединение усилий с другими нациями в целях поддержания мира» (то есть фиксировалась возможность присоединения к НАТО и ЕОС). Седьмой пункт без всяких околичностей объявлял, что «никакое германское правительство… не признает линию Одер — Нейсе», но готово решать территориальные проблемы в «новом духе международного мирного сотрудничества». Таким образом, согласно Аденауэру, СССР должен был не только уйти из ГДР без всяких условий, но и вернуть Германии Калининградскую область.

Для подробного разъяснения точки зрения Бонна в Вашингтон был направлен фактически заместитель Аденауэра по МИД ФРГ, бывший нацистский дипломат Бланкенхорн. На встрече с Даллесом 3 июня он попросил заменить Верховного комиссара США в Германии Конэнта, так как его сотрудники ведут работу в пользу создания правительственной коалиции с участием СДПГ. Напротив, Бланкенхорн просил американцев помочь Аденауэру в предвыборной борьбе против социал-демократов, превратив Верховного комиссара США в посла (пусть и с сохранением за ним титула Верховного комиссара) и разрешив ФРГ иметь посла в Вашингтоне. Несомненно, что эта просьба (которую Бланкенхорн назвал срочной) была вызвана необходимостью ответить СССР на упразднение СКК в ГДР. Наконец, посланец канцлера с завидным упорством опять требовал помилования нацистских преступников.

И Даллес, и Эйзенхауэр (с ним Бланкенхорн встречался 4 июня) заверили эмиссара Аденауэра, что будут постоянно консультироваться с ФРГ по германскому вопросу. Однако на предстоящей встрече глав государств и правительств США, Франции и Великобритании предстоит, дескать, лишь общий обмен мнениями, поэтому прибытие туда канцлера не является необходимостью. Насчет присутствия представителя ФРГ в месте проведения четырехсторонних переговоров тоже стоит подумать, так как СССР в таком случае будет настаивать на приглашении представителя ГДР. Не возражая в принципе против переименования Верховного комиссара США в посла, Эйзенхауэр сказал, что ответит несколько позже. Что же касается военных преступников, то против их освобождения будут французы, которых не стоит дразнить в преддверии ратификации договора о ЕОС. Бланкенхорн сообщал из Вашингтона, что Даллес заинтересовался пунктом 7 меморандума канцлера, приветствовав намерение искать новые пути разрешения территориальных проблем (то есть даже для антикоммунистической администрации Эйзенхауэра реваншизм Аденауэра представлялся не совсем уместным). Президент США ради вежливости взял под защиту Черчилля, сказав, что серьезных противоречий с ним нет (виновата лишь неправильная интерпретация СМИ высказываний британца). На самом деле Даллес и Эйзенхауэр тоже были раздражены активностью Черчилля (американский президент сказал Бланкенхорну, что британский премьер может говорить сколько угодно, но это не изменит американскую политику в отношении Западной Европы), а тот в свою очередь был крайне невысокого мнения о Даллесе (тот, мол, выступает каждый день, а в воскресенье еще и читает проповеди, но все это лишено всякого смысла).