Читать книгу - "История Великобритании - Кеннет О. Морган"

Английские короли пользовались в своем королевстве властью, которой французские монархи могли только позавидовать, а Корона воплощала единство Англии. Ее носитель отличался от других людей. Церемония коронации подчеркивала причастность короля духовной власти, чем обосновывалась предполагаемая способность королей излечивать своим прикосновением болезнь кожи — золотуху. Ричард II настаивал на том, чтобы каждый приближавшийся к нему преклонял колено, а в XV в. привычным стало обращение «Ваше Величество».

Рука королевской администрации дотягивалась до самых удаленных оконечностей Британских островов (за исключением Севера и Запада), что позволяло проводить в жизнь решения, новые законы и собирать налоги. Независимые владения епископа Даремского и графа Честерского находились вне системы английских графств и обладали особыми вольностями. Однако речь не идет о том, что они были недоступными для королевского правительства: епископы Даремские почти всегда назначались королем, а также часто являлись королевскими советниками, как Энтони Бек (ум. 1311) и Томас Ленгли (ум. 1437); граф Честерский после 1301 г. был одновременно принцем Уэльским — старшим сыном короля, и на протяжении большей части позднего Средневековья Чеширом управлял король, поскольку не было совершеннолетнего графа.

Королевское управление было коллективным делом. В каждом графстве шерифы и вновь возникшие мировые судьи выполняли свои обязанности при помощи знати и местного дворянства, чьи интересы, в свою очередь, были тесно связаны с монархом, главным источником благосостояния и патроната в стране. Парламент, с его представителями общин от графств и городов от Карлайла до Корнуолла, от Шрусбери до Саффолка, стал играть важную роль в позднесредневековой политической системе. В правление Эдуарда I войны и внутренние усобицы создали для короля необходимость совещаться с подданными («общиной королевства», как называли их современники) спрашивать их совета при принятии и претворении в жизнь решений, касавшихся всего королевства. Мудрым казалось также время от времени включать в состав основной ассамблеи — Парламента — местных представителей, а также светских и церковных лордов. Желание наложить руку на богатство горожан, мелких землевладельцев и знати; нужда в материальной помощи и поддержке во время войны и политического кризиса; разумное стремление иметь на своей стороне представительную ассамблею, принимая спорные решения или вводя новшества в законы или социально-экономическое устройство, — все эти факторы способствовали частому созыву Парламента (в среднем в 1327–1437 гг. его созывали раз в год), оформлению его особых функций и процедур, а после 1337 г. также и обретению постоянной роли представителями общин. Это учреждение, в отличие от прочих парламентов средневековой Европы, обсуждало и важные дела, и более мелкие вопросы, внесенные на рассмотрение отдельными людьми. Парламент обладал монополией на право вводить новые налоги с англичан; он являлся высшим судом королевства; он принимал новые законы и изменял уже существовавшие законодательным путем. Даже представители общин добились привилегий для себя — свободы слова и свободы от ареста во время заседания Парламента. По сути Парламент оставался инструментом управления в руках короля, но мог порой критиковать его политику и министров (как это случилось в 70-х и 80-х годах XIV в.), хотя почти никогда — самого короля. Когда практическая необходимость, вызвавшая Парламент к жизни и поощрявшая его развитие, исчезла, его стали созывать гораздо реже: в среднем раз в три года, как в период между 1453 (окончание Столетней войны) и 1509 гг.

Представителей общин необходимо было проинформировать, улестить и убедить, прежде чем они возвращались домой, в свои графства, значительная часть жителей которых стремилась узнать новости о государственных делах. В конце концов, именно они платили налоги, воевали за пределами страны и обороняли ее, от них требовали содействия и повиновения. Поэтому правительству было желательно тщательно взвешивать новости, сообщаемые королевству, и мнения, которые, как оно надеялось, усвоят подданные монарха. Для этих целей использовались хорошо развитые методы коммуникации и пропаганды. Преамбулы официальных прокламаций могли популяризировать политику и оправдывать практику: прокламации Эдуарда IV против Маргариты, жены смещенного Генриха VI, использовали память о казненном дедом Генриха архиепископе Йоркском Скроупе, который с тех пор приобрел ореол мученика. Их можно считать образцом искусной пропаганды, направленной на создание оппозиции династии Ланкастеров; прокламации рассылали в каждое графство, где публично оглашали их содержание. Песни и баллады также достигали широких аудиторий, и некоторые из них, вдохновленные правительством, сверх всякой меры превозносили славу Азенкура. Не менее эффективными для формирования общественного мнения и обретения поддержки были проповеди: в 1443 г. Генрих VI потребовал, чтобы в каждую епархию послали хороших, способных вдохновить публику проповедников, которые должны были с кафедры подкрепить просьбу короля о деньгах для еще одной кампании во Франции. Коронации, королевские путешествия и официальные въезды королей и королев в Йорк, Бристоль и Глостер (а также Лондон) всегда в полной мере использовались для пропаганды, подкрепляемой и античной мифологией, и христианскими образами, и чувством патриотизма. В 1417 г. на банкете в Лондоне Генрих V был представлен присутствовавшим в качестве воина Христа, вернувшегося из крестового похода против французов. Если кто-либо из горожан сомневался в справедливости его вторжения во Францию, представление должно было убедить их.

Циркуляция писем, призванных информировать, убеждать и оправдывать, служила максимально близким аналогом публикаций в эпоху до изобретения печати. Подобные письма быстро нашли свой путь в хроники. В XV в. авторы писали свои труды не без внешнего побуждения. Так, Томас Хокклив был скромным бюрократом на правительственной службе, и Генрих V платил ему за сочинение хвалебных стихов об Азенкуре и об осаде англичанами Руана (1419). Джон Лидгейт долго пользовался покровительством Генриха VI и его двора за то, что вызывал у читателей всплески ярого патриотизма по поводу удачной обороны Кале от нападения бургундцев в 1436 г.