Читать книгу - "Криптология и секретная связь. Сделано в СССР - Вадим Гребенников"

В конце сообщения разведчик добавлял последнюю группу, предназначенную для адресата в Москве, который, безусловно, знал, где искать в книге Свена Хидина ключевое слово. Последней группой в этом послании была «12085», которая означала: «страница 12, строка 8, слово 5».

Дважды зашифрованные таким образом шпионские радиограммы почти не поддавались дешифровке. И все же у них было одно слабое место: если попадало к противнику ключевое слово или даже сама книга, вопрос дешифровки становился делом времени.

Кроме описанной О. Пюнтером системы, очевидно, были и другие ее варианты. Вот, например, радиограмма, направленная в апреле 1943 года в Швейцарию для другой помощницы Ш. Радо Рашель Дюпендорфер: «23.4.43. Сиси. Сообщаем название новой книги для вашего шифра. Купите ее, и мы дадим вам правила пользование. Альберт не должен знать новую книгу. Она называется „Буря над домом“, издательство „Эберс“, 471-я страница. Директор».

Выходит, что для шифра здесь использовалась только одна страница книги. Хотя вероятнее, что указанная страница планировалась лишь для первой шифрограммы разведчицы с последующим переходом на обычный способ. О нем сообщает в своих мемуарах и Ш. Радо: «Код ежедневно менялся. И если нацисты не успевали прослушивать и записать первые цифровые группы, которые являлись началом кода, то, даже имея в руках нужную кодовую книгу, им очень трудно было, если вообще возможно, расшифровать радиограмму».

Шифр швейцарской разведгруппы являлся обычной системой для советских разведчиков военной поры. Стоит только сравнить ее с шифром Р. Зорге, как мы найдем в ней много общего. Конечно, его шифр был разработан еще в 1935 году и временная дистанция до шифра О. Пюнтера к 1943 году составляла почти восемь лет. Но система советского шифра была настолько удачна, что еще и долгие годы после войны ее составные элементы широко применялись в криптологии.

А теперь перенесемся за океан, в США, где с подачи советских разведчиков разыгрывалась еще одна драматическая история криптологической войны под названием «Venona». Советский Союз надежно обеспечивал безопасность своей дипломатической и разведывательной переписки, применяя для ее шифрования одноразовые шифроблокноты, используемые еще с 1930 года. Поэтому любые планы, которые СССР мог вынашивать против тех, кто в конце войны должен был стать их противниками, так и остались бы наиболее неприкосновенными из его секретов.

Однако вечером 5 сентября 1945 года в Оттаве «сбежал на запад» 26-летний шифровальщик советского посольства в Канаде Игорь Сергеевич Гузенко (1919–1982). Он передал канадским властям не только списки всех известные ему советских агентов, но и систему шифрования, принятую в ГРУ и КГБ. Информация И. С. Гузенко очень пригодилась американским контрразведчикам. Уже в течение нескольких лет они делали неудачные попытки проникнуть в тайну русских шифровок, которые в изобилии шли из вашингтонского посольства в Москву.

Под именем «Venona» эта самая секретная операция американской разведки в настоящее время известна во всех своих подробностях. Нас же здесь интересуют исключительно системы шифров советских разведчиков, которые в деталях описал американцам И. С. Гузенко. Воспользуемся здесь книгой Льва Лайнера «„Венона“ — самая секретная операция американских спецслужб» (2003). И если раньше в центре нашего внимания были агентурные шифры разведчиков, то теперь мы обратимся уже к дипломатическим шифрам.

Новые шифровальные ключи пересылались дипломатической почтой. Они помещались в конверт с фамилией шифровальщика. Потом этот конверт запечатывался и клался в другой конверт, адресованный лично послу. Ключи были одноразовыми шифроблокнотами, которые использовались для засекречивания переписки советских зарубежных представительств — дипломатической, военной, торговой и партийной.

Все телеграммы, которые поступали в советскую дипломатическую миссию, выглядели абсолютно одинаково — они были длинной последовательностью пятизначных цифровых групп. Старший шифровальщик дешифровал самую последнюю группу и получал, например, 66666, что в один день обозначало принадлежность сообщения ГРУ, в другой — КГБ, а в третьей — торговому представительству.

Донесения разведчиков писались на русском языке открытым текстом с использованием шпионского жаргона: слово «упаковка» означало шифровку, «открытая упаковка» — открытый текст, «банк» — тайник и т. д. Кроме того, в подобных письмах широко применялись псевдонимы. Например, в Канаде советский военный атташе полковник Николай Иванович Заботин имел кличку Грант, Аллан Мэй — Алек. Насколько эффективной была эта осторожность, видно из доклада канадской комиссии о деятельности советской разведгруппы. В нем говорилось о том, что члены комиссии так и не смогли установить личности агентов, которые фигурировали под псевдонимами Галя, Гини, Голия, Грин и Саренсен, хотя со всей определенностью было выяснено, что они были агентами Н. И. Заботина.

Шифровальщик переписывал сообщение, заменяя в нем имена на псевдонимы, а наиболее секретные места — на специальные обозначения (№ 1, № 2 и т. д.). В таком виде письмо фотографировалось. Секретные места, замененные номерами, шифровались отдельно с помощью одноразового шифроблокнота. Полученный цифровой шифротекст, записанный на обычной бумаге, вместе с фотопленкой пересылался дипломатической почтой.

Например, проявив фотопленку, полученную из Москвы 25 ноября 1952 года, можно было прочитать: «Просим вас в следующий раз сообщить всю информацию относительно № 42, который фигурирует в папках департамента в связи с № 43, а также в связи с ее № 44 в Спарте. В зависимости от наличия всех подробностей о № 42 и ее № 44 в Спарте мы будем рассматривать вопрос о № 45 в Суданию одного из наших планировщиков № 46 новатора под видом № 44 к № 42».

Шифровальщику было известно, что на шпионском жаргоне «багаж» означал почту, «департамент» — консульство, «планировщик» — кадровый работник. Далее по списку кодовых обозначений можно было выяснить, что «Спарта» — это СССР, «Судания» — Австралия, «новаторы» — секретные агенты. Дешифровав приложенный к фотопленке шифротекст, шифровальщик узнавал, что в этих фотописьмах «№ 42» — Казанова, «№ 43» — последнее завещание, «№ 44» — родственники, «№ 45» — засылка, «№ 46» — в качестве.

Таким образом, после дешифровки и соответствующего перевода параграф выглядел приблизительно так: «Просим вас в следующий раз сообщить всю известную вам информацию о Казановой, которая фигурирует в папках консульства в связи с ее завещанием и родственниками в СССР. В зависимости от наличия всех подробностей о Казановой и ее родственниках в СССР мы будем рассматривать вопрос о засылке в Австралию одного из наших кадровых работников в качестве секретного агента под видом родственника Казановой».

Применение подобной гибридной шифросистемы вместо полного шифрования было обусловлено соображениями удобства. Шифрование всего сообщения отнимало слишком много сил и требовало значительных временных затрат, поскольку шифровальщик осуществлял его вручную.

Донесение, предназначенное для отправки в Москву, посольский шифровальщик сначала превращал в последовательность четырехзначных цифр с использованием так называемой кодовой книги. Кодовая книга являлась разновидностью словаря, в котором каждой букве, слогу, слову или даже целой фразе соответствовали числа. Такие же числа были зарезервированы и для знаков пунктуации, и для цифр. Если слово или фраза в кодовой книге отсутствовали, то они, как правило, разбивались на слоги или буквы, которые, в свою очередь, заменялись числами согласно кодовой книге. Для имен и географических названий, которые в донесении должны были быть написаны с использованием латинского алфавита, была предусмотрена отдельная кодовая книга, называемая «таблицей произношения».