Читать книгу - "Борис Годунов. Трагедия о добром царе - Вячеслав Козляков"

Интрига против Бориса Годунова, избранного в цари, похоже, все-таки состоялась, но она была связана с именем царя Симеона Бекбулатовича. Об этом сообщал оршанский староста Андрей Сапега. В июне 1598 года он писал гетману Кшиштофу Радзивиллу: «Говорят, некоторые князья и думные бояре, особенно же князь Бельский во главе их, и Федор Никитич со своим братом, и немало других (однако не все) стали советоваться между собой, не желая признать Годунова великим князем, а хотели выбрать некоего Симеона, сына Шугалея, Казанского царевича, который живет в Сибири, далеко от Москвы». В Литве всё напутали, кроме имени Симеона, наследовавшего когда-то своему старшему родственнику, касимовскому царю Шахали (Шигалею). Борис Годунов на это будто бы отвечал, что «враг уже в земле», имея в виду угрозу нашествия крымского царя: «Пока вы к тому дойдете, смотрите, чтобы вы царства не погубили и чтобы язычники не овладели им»^[516]. В этом случае важна сама мысль о возможном воцарении Симеона Бекбулатовича, а не искаженные до неузнаваемости детали дела (например, с происхождением и тогдашним местопребыванием кушалинского затворника, так и не узнавшего сибирской ссылки). Возможно, что в основе слуха лежало дело об извете, поданном Борису Годунову на царя Симеона. В нем говорилось, будто Симеон, «приехав к Москве, хотел тебе, государю, смерть учинити. И думал он же… изменою отъехати в Крым и в Нагае, и в Литву»^[517]. Вопреки всему, доводчик не был пожалован, хотя само дело могло иметь разные последствия и отразиться на изменении положения царя Симеона Бекбулатовича. Это, в свою очередь, могли связать с продолжавшейся борьбой за власть.

В итоге Годунов отложил венчание на царство и подверг себя еще одному испытанию. Во главе всей государевой рати он отправился в поход в Серпухов для борьбы с крымским царем. Однажды, в 1591 году, слава победителя «безбожных агарян» и ревнителя православной веры уже помогла укрепиться Борису Годунову как правителю государства. Теперь ему было важно повторить свой успех. В одной из разрядных книг сохранились слова, произнесенные им в ответ на предложение сначала венчаться на царство, а потом идти воевать против крымского царя: «Ныне яз, прося у Бога милости и у Пречистыя его Матери, и у великих чюдотворцов, хочю итти с Москвы на Берег против своего недруга крымскаго царя Казы-Гирея. И нечто милосердый Бог смилуется, а желанное свое получю, и яз тогды венчаюсь царьским венцом»^[518].

Главными воеводами полков были назначены служилые татарские царевичи Арасланалей Кайбулович, «казацкие орды» Ураз Магмет (через два года Борис Годунов посадит его на касимовское царство), сибирские, «шеморханские», «юргенские» царевичи, а также «волошские воеводичи» (один из них, Степан Александрович, будет пожалован боярством и станет в местническом отношении выше остальных бояр). Их роль в Серпуховском походе скорее была почетной; рядом с ними на воеводство были поставлены настоящие воеводы из первых лиц Думы — князь Федор Иванович Мстиславский, князь Василий Иванович Шуйский, князь Тимофей Романович Трубецкой, князь Иван Иванович Голицын. Дворовыми воеводами самого Бориса Годунова стали боярин Федор Никитич Романов и его брат кравчий Александр Никитич Романов^[519] — что, между прочим, противоречит версиям о их конфликте с новым царем. Выходя в поход, царь Борис Федорович должен был провести смотр всего войска. Обычно перед выступлением на войну воеводы получали жалованье. Щедрые выплаты, на которые и раньше не скупился Борис Годунов, еще больше привлекли служилых людей на его сторону. Статья «О походе в Серпухов царя Бориса» вошла потом в «Новый летописец», что также свидетельствует о значимости этого события в истории начала царствования Бориса Годунова: «Того же году после Велика дни, не венчался еще царским венцем, пошол в Серпухов против Крымского царя со всеми ратными людми; и приде в Серпухов и повеле со всее земли бояром и воеводам с ратными людми идти в сход, и подаяше ратным людем и всяким в Серпухове жалование и милость великую. Они же все видяше от него милость, возрадовались, чаяху и впредь себе от него такова жалованья»^[520].

Серпуховский поход длился недолго. Царь пришел к месту назначения 11 мая^[521], «и шатры свои государевы велел поставити на лугу на реке на Оке». По сообщению разрядной книги, «и после тово как пришел с Москвы государь, привезли с Москвы полотняной город и поставили его круг шатров. А шатры стали в городе»^[522]. Об этом же стоянии полка Бориса Годунова «не в Серпухове, на лугах у Оки реки» упоминал автор «Нового летописца»^[523]. В первые же дни Борис успел многое сделать: распределил силы берегового разряда, отправил «плавную» рать, просмотрел «засечные чертежи» и отправил силы на помощь воеводам у калужских, тульских и рязанских засек. Очень интересно наблюдать за царем Борисом в это время. По сути, то были самые первые, в масштабах всего государства, публичные царские действия. И он никому не дал усомниться в том, «кто теперь в доме хозяин».

Царь Борис Годунов еще соблюдал условности переходного периода, сложившегося после смерти царя Федора Ивановича, и продолжал свой совет с патриархом Иовом и освященным собором. Вспоминал он и о царице-инокине Александре Федоровне. От патриарха Иова Борис Годунов получил благословение «итти против своего недруга и всего хрестьянства супротивника крымского Казигирея царя». Из его переписки с патриархом Иовом и освященным собором выясняются детали похода. Оказывается, что достоверных сведений о том, что собирался делать крымский царь Казы-Гирей со своей армией, не было. Об угрозе крымского похода на «государеву украйну» сообщали посланник Леонтий Лодыженский, «выходцы» из татарских улусов и донские казаки. В Крыму, конечно, знали об изменениях на престоле Московского государства и думали о том, чтобы использовать русскую «замятию» в своих целях. Ссылка на это есть в одном из посольских наказов, характеризовавших отношения царя Бориса Годунова с крымским ханом: «…и Крымской Казы-Гирей царь правду был свою порушил и хотел на государя нашего землю наступити, и приходил по ссылке Турского салтана на украинные места, а чаял того, любо какая рознь учинитца в государя нашего государстве»^[524]. Однако благодаря решительности царя Бориса Федоровича войне предпочли обмен посольствами.