Читать книгу - "Имя кровью. Тайна смерти Караваджо - Мэтт Риз"

Костанца, дрожа, упала перед картиной на колени. Нет, она не ошибалась. У мальчика тоже было лицо Караваджо. Себя, юного и невинного, он написал в роли полного скорби палача – того, кто казнит выросшего и приговоренного к смерти убийцу. Она устремила полный ужаса взгляд на рот Голиафа, на ворочающийся в нем язык. Гигант говорил даже после казни, в этом она не сомневалась.

На лезвии сабли виднелись буквы. Склонившись к полотну, она увидела девиз монахов-августинцев: «Humilitas occidit superbiam». Смирение убивает гордыню. Значит ли это, что именно гордыня привела Караваджо к греху – и ради ее истребления, он сам должен быть предан смерти, подобно Голиафу?

Она услышала скрип колес въезжающей на двор повозки и мужской голос. По лестнице застучали спускающиеся шаги. Костанца, пошатнувшись, оперлась о стену.

– Микеле! – воскликнул инквизитор, увидев в полутьме ее фигуру. – Что ты здесь делаешь? Почему не явился в порт?

Костанца опустилась на скамью в оконной нише, и инквизитор ее узнал.

– Прошу прощения, госпожа, я принял вас. – тут он увидел картину с головой Голиафа. – Господи Иисусе!

– Что он сделал? – Костанца понимала, что такую картину не мог написать человек на пути к дарованной ему свободе. Душа Микеле, пребывавшего на краю смерти, осталась здесь, на этом холсте.

Инквизитор покачал головой, мрачно сжав губы, и пнул ногой кучу грязных тряпок.

– Будь он проклят за то, что сыграл со мной такую шутку! – он сердито сдвинул берет на затылок. – И все же – ведь это лучшая его картина!

Костанца поспешила во двор и велела подать карету. Если Караваджо не явился в порт, возможно, он выбрал другую дорогу, чтобы разминуться с инквизитором. Она последует за ним посуху и заставит взять картины – ведь без них ему не видать свободы. Она спасет его.

К воротам подскакал всадник. Когда он спешился, Костанца бросилась ему навстречу: вдруг это Микеле?

Всадник осмотрелся вокруг. Увидев Костанцу, он ринулся к ней. Это был Фабрицио – с радостным смехом он обнял мать.

Она задрожала всем телом, как дряхлая старуха. Фабрицио понял, как глубоко потрясло мать его неожиданное возвращение.

– Рыцари привезли меня в Неаполь вчера. Они держали меня здесь, в монастыре, а сегодня утром отпустили. Меня помиловали, мама, не чудо ли это? Спасибо!

– О сердце мое, ты вернулся!

– Меня ведь отпустили по твоему ходатайству – как мне отблагодарить тебя, дорогая мама? – он расцеловал ее щеки и шею. – Я свободен благодаря тебе, в этом нет сомнений.

«Благодаря мне…» – все еще дрожа, она покачала головой. Затем обернулась. Из дворца, из тьмы мастерской, на нее смотрела с холста отрубленная голова Микеле. Губы на лице не шевелились, но Констанце показалось, что она услышала: «Микеле нашел дорогу к искуплению. Он у рыцарей». Фабрицио вернулся к ней, а Микеле – к убийцам.

* * *

Игла проворно ныряла в грубую мешковину. Рыбаки на лодке посмеивались и плевали в волны.

– Осторожней, – прикрикнул один из них. – Не дай бог уколешь!

С каждым стежком полоска солнечного света сужалась. Караваджо она напомнила одинокий луч, так часто освещавший святых на его картинах. Роэро, сидящий на корме лодки, отвернулся. Вот и последний стежок. Караваджо сложил пальцы связанных рук в молитве.

Рыбаки подняли его и перекинули через борт. В воде его гнев угас, как факел. Погружаясь все глубже, он почувствовал, как подплывает к нему отец, ощутил его прикосновение. Мелькнули написанные им святые с поднятыми в благословении руками. Затем его окружили тишина и покой. Выдыхая последний воздух, он увидел мягкий свет – нимб вокруг головы Лены. Она повернула к нему голову, как Мадонна Лорето, протянула руки… Пальцы коснулись щеки блаженной прохладой.

* * *

Рыцарь-приор Неаполя Винченцо Карафа ожидал Роэрона пристани. Он с презрением покосился на мокрый мешок в лодке, которую вытащили на берег рыбаки.

– Вы забрали его картины у маркизы? – спросил Роэро.

– Не суйтесь не в свои дела.

– Непременно отошлите их великому магистру. Это выкуп за свободу брата Фабрицио. И не вздумайте придержать картины у себя. К маркизе вернулся ее ненаглядный сынок, так что с несколькими холстами она расстанется без сожаления, – он сделал шаг по пристани.

Приор придержал Роэро за плечо и показал на мешок:

– Мне он здесь не нужен. Ты отомстил, брат, а теперь избавься от него подальше от Неаполя – да смотри, не сбрасывай в море. Если его прибьет к берегу в мешке, все смекнут, что к чему: так ведь казним только мы.

Роэро вернулся в лодку и приказал угрюмым рыбакам грести.