Читать книгу - "Ильгет. Три имени судьбы - Александр Григоренко"

— Он умен и, наконец, понял, чего стоит.

Некоторым понравились эти слова. Но тут подал голос другой старик:

— Седые волосы на пустой голове! Далеко ли он уплывет? До островов, где ревущая вода превратит его плоты в щепки?

И в молчании, какое оставляет неоспоримая правда, вдруг прозвучало еще одно слово:

— Молькон.

Этим словом закончился покой.

— Молькон — глава Кондогиров — тесть Ябто Ненянга, — продолжал тот же голос. — По родству он должен помочь ему. В устье Срединной Катанги лед появляется раньше, чем здесь. У лесистых островов ревущая вода к тому времени утихнет — там они и встретят нас, как тех наших людей, каждый из которых ловил стрелы на лету. Оленей у Кондогиров много. Так же, как и людей. Помимо своих тунгусов, они могут позвать сомату и тау — те всегда соглашаются на большую войну.

Десяток морщинистых рук ударили по седым головам, и жидкие бороды затряслись, будто в плаче. Как столь мудрые могли забыть об этом?

* * *

Еще не опустилось солнце, а четверо лучших разведчиков Нга бежали сквозь тайгу. По траве скользила легкая долбленая лодка. Ночью они вышли к Йонесси и, увидев на том берегу огни временного становища, пробежали еще дальше. В густых зарослях тальника они спустили лодки и пошли, орудуя веслами, что было сил. Каждый из четверых знал, что если не всем, то хотя бы одному из них надо вернуться. Им предстояло добраться до великого стойбища тунгуса Молькона и узнать его мысли о предстоящей войне.

Желтыми прядями покрылась тайга, когда вернулись разведчики. Слова их были, как праздник. Молькон, сказали они, не будет воевать на стороне Ябто, и более того, не хочет, чтобы гнусное дело, затеянное этим человеком, поддержал кто-либо другой. Он ничем не обязан Ябто Ненянгу, и если бы не два превосходных внука, которых родила ему дочь человека с Сытой реки, то вообще не желал бы иметь с ним никаких дел, даже знакомства. Если этот человек не отказался от своего безумного замысла, то он, Молькон, будет только рад, что люди Нга навсегда остановят его. Таков был ответ знатнейшего из Кондогиров. И еще, прибавили разведчики, их приняли не как простых воинов, но как посланцев великого рода, хотя времени для угощения и почестей было не так уж много.

Далее стало известно, что Ябто Ненянг разбил новое стойбище неподалеку от тех мест, где начинались пороги. Никто не знал, к чему готовился вождь нового народа. Кто-то говорил, что арины и ассаны, живущие на Верхней Катанге, которую иные народы называют Ангара-мурэн, готовы влиться в его войско, но таким словам верили мало.

Уже было назначено место сбора — вниз по течению Йонесси в нескольких днях пути от устья бывшей родовой реки Ябто. Туда стекались вереницы людей, покрытых блестящим железом. Стойбище на берегу день ото дня множилось новыми дымами. В месяц великого снега, когда уляжется первая злая пурга, было решено начать войну.

Туда же пришли и мы.

* * *

Кукла Человека знавший, не вставая с места, все, что творится в мире, указал мне путь. Он сказал: «Если уж хочешь быть ближе к своему врагу, то лучше идти к нему с большим войском, чем одному». И усмехнулся, зная, что на такую мудрость невозможно ответить дерзостью.

Лидянг был братом покойного Хэно, Нара — любимой внучкой, Йеха, хоть и наполовину тунгус, принадлежал к семье Нойнобы, так же погибшей. Все они были люди Нга. Единоплеменники.

Нас принимал человек, носивший волею судьбы то же имя, что и безвинно проливший кровь брат Нохо, — его звали Сэрхасава, или Белоголовый.

Но если тот Сэрхасава был светел от рождения, то нынешний — от старости, и было видно, что это его последнее имя.

Старик плакал, узнавая родичей, долго держал в ладонях мокрые щеки Нары, тянулся кончиками дрожащих пальцев к лицу великана, долго держал в объятиях Лидянга и безучастно посмотрел на Куклу Человека, сидящего на снегу. Он выслушал короткое слово Бобра о том, что старик — ненец неизвестного рода, и, видно по всему, что злые родичи бросили его.

Когда очередь дошла до меня, слезы Сэрхасавы пропали.

— Кто этот?

Нара встала рядом со мной и сказала:

— Мой муж.

— Разве для такой красавицы, которую берегли для князя, не могли найти мужа повиднее?

В голосе старика не было шутки.

— Он открыт воле бесплотных, — сказал Лидянг. — И стрелок хороший.

— Каждый человек открыт воле бесплотных. Так кто же ты?

— Я — Ильгет, сын Белегина, брат Бальны, остяк рода Большого Окуня, — проговорил я, глядя старику в глаза. И прибавил с той же твердостью: — Когда-то я был рабом Ябто, с которым вы собираетесь воевать.

— О… — протянул старик и, прежде чем я понял, что было в этом звуке, он сказал мне:

— Родился — живи до старости, кет. Кажется, так у вас говорят?

— Так.

* * *

Мы пришли без аргиша, как нищие, и нам дали на всех один чум. Там, в дальнем краю, на лежанке, похоронив меня под ворохом старых затертых шкур, Нара вынырнула из парки, и, прижавшись ко мне всем телом, пыталась развязать сросшиеся ремни. Ее пальцы превратились в когти — так она спешила. Она плакала: «Ну, рви их». Она отшвырнула мою руку со своего живота и заговорила мне в ухо влажными губами: «Во мне уже есть кто-то. Надо еще, я хочу, чтобы был кто-то еще, много еще». — «Так не бывает». — «А ты и твой брат? Вдруг ты не придешь, а от тебя у меня останется только один ребенок?» — «Я приду». — «Не слушай больше моего тела, будь мужчиной, как все мужчины… Вдруг ты не придешь». — «Приду». — «Я хочу много, таких же, как ты… а ты не придешь».

Беспрерывно кашлял Кукла Человека, Лидянг ворочался и стонал, Йеха спал беззвучно и, кажется, все трое слышали все слова и звуки, доносившиеся из-под шкур.

Сыну тунгуса, наверное, они были особенно тяжелы — на другой день он попросился в другой чум. Но и без Йехи все повторялось три ночи подряд. Нара хотела много и наверняка.

Четвертной ночи уже не было.